У подъезда зажглись фонари. Ярко осветили афишу:
Сегодня, в пятницу 30-го сентября 1791 года актеры привилегированного императором театра на Видене будут иметь честь представить в первый раз:
«Волшебная флейта»
большая опера в 2 актах Эмануэля Шиканедера. Музыка господина Вольфганга Амадея Моцарта, капельмейстера и действительного придворного композитора. Господин Моцард из уважения к благосклонной и почтейнейшей публике, а также из дружественных чувств к автору пьесы нынче будет дирежировать сам.
Моцарт весело рассмеялся. Да, не зря Шиканедер не устает твердить:
— У меня, братец, во всем порядок. У меня за всем глаз да глаз. Я сам даже афиши сочиняю и корректирую. Будь спокоен, у Шиканедера во всем порядок!
«Господин Моцард будет дирежировать сам», — вот тебе и порядок!..
Спектакль прошел с огромным успехом. Моцарт дирижировал с подъемом. Казалось, не только музыка, но и сам маэстро излучал вдохновение. Впрочем, оно охватило всех: и певцов, и музыкантов, и Зюсмайера, сидевшего рядом с учителем и перелистывавшего ноты, и капельмейстера Фрейхауз-театра Хенеберга, игравшего на колокольчиках. (Подобно тому, как волшебная флейта помогает Тамино преодолевать все опасности и испытания, волшебные колокольчики служат Папагено.)
По окончании представления овациям и вызовам автора не было конца. Смущенный и растроганный Моцарт незаметно скрылся в одном из отдаленных уголков трюма сцены.
Театр продолжал бушевать. Зрители кричали, топали ногами, вскакивали на сиденья кресел и исступленно били в ладоши.
Наконец Шиканедер и Зюсмайер разыскали Моцарта и силком вытащили на сцену. Только после этого народ начал расходиться.
Неслыханный, ошеломляющий успех «Волшебной флейты» вдохнул в Моцарта новые силы. Он воспрянул духом, повеселел и даже физически почувствовал себя много лучше — казалось, боли совсем прошли. Композитор, как дитя, всей душой радовался успеху своего любимого творения. Каждый новый спектакль был для него праздником.
«Только что вернулся из оперы, — пишет он жене, вновь уехавшей в Баден, — театр так же, как всегда, был переполнен. Дуэт «Мужчины и женщины» и т. д. и колокольчики в первом акте, как обычно, бисировались равно, как и терцет мальчиков во втором акте. Но что меня больше всего радует, это — молчаливое одобрение! Видишь, как успех этой оперы непрерывно возрастает».
Хотя опера была дана шестнадцать раз подряд, а всего в октябре ее поставили двадцать четыре раза, в театр невозможно было попасть. Со всех концов Вены на Виден устремлялись люди, чтобы послушать «Волшебную флейту». Давно уже столица не помнила такого блистательного успеха.
«Несмотря на то, что суббота день почтовый, а потому всегда плохой, — снова пишет он жене, — опера шла при переполненном театре, с обычными овациями и повторениями. Завтра она тоже пойдет, но в понедельник будет перерыв. Значит, Зюсмайер должен привезти сюда Штоля (баденский хормейстер, хороший знакомый Моцарта. — Б. К.) во вторник, когда она снова пойдет в первый раз. Говорю «в первый раз» потому, что она, видимо, опять пойдет несколько раз подряд… Сегодня с утра работал так прилежно, что засиделся до половины второго и опрометью помчался к Хоферу (чтобы обедать не одному), где застал и маму. Сразу же после обеда вернулся домой и писал до той поры, когда начинается опера. Ляйтгеб попросил меня снова провести его в театр, что я и сделал. Завтра поведу туда маму, либретто Хофер дал ей заранее почитать. Ведь мама оперу смотрит, а не слушает. Имели сегодня ложу и всему аплодировали, но он, всезнайка, так дурачится, что я еле высидел и чуть было не обозвал его ослом. К несчастью, я был у них в ложе и тогда, когда начался второй акт — торжественная сцена. Он надо всем смеялся. Сперва у меня не хватило терпения обращать его внимание на некоторые реплики, но он смеялся надо всем. Это уж было чересчур. Я обозвал его Папагено и ушел прочь. Но не думаю, что сей болван это понял.
Я перешел в другую ложу, где находились Фламм (городской советник, знакомый Моцарта. — Б. К.) и его жена. Тут уж я получил полное удовольствие и остался до конца.
Во время арии Папагено с колокольчиками я прошел за кулисы. Сегодня мне страшно захотелось самому поиграть на колокольчиках. И я отколол шутку: когда Шиканедер, приосанившись, стал в позу, я сыграл арпеджио. Он перепугался, взглянул за кулисы, увидел меня, остановился и ни за что не хотел продолжать дальше. Я разгадал его мысли и снова взял аккорд. Тогда он ударил по колокольчикам и сказал: