Вечером следующего дня, когда он снова дирижирует своей оперой, поддержка публики ещё сильнее, и она растёт от спектакля к спектаклю.
Любопытно читать трогательные письма, которые посылает Моцарт своей жене, уехавшей вскоре после премьеры с младшим сыном. В них композитор описывает успех оперы. То его радует, что постоянно проданы все билеты и что всякий раз опера вызывает тихую овацию, в этом ему видится доброе предзнаменование; то он сообщает Констанце, что завтра вечером поедет в театр вместе с тёщей. «Мама скажет, наверное: я смотрела оперу, а не: я слушала оперу». То он берёт с собой семилетнего сына Карла и живописует, какое удовольствие доставил этим мальчику.
Естественно, радость, дарованная ему успехом «Волшебной флейты», весьма способствует улучшению его здоровья. Случаются дни, когда он просто переполнен энергией, и тогда он вновь принимается за «Реквием». Но неожиданно болезнь набрасывается на него с новой силой. Констанца, недавно возвратившаяся с вод, подходит однажды утром к его постели, чтобы разбудить, и с ужасом глядит на его мертвенно-бледное лицо. Взгляд у Моцарта отсутствующий, на лбу холодный пот. Поднявшись ранним утром, он потерял сознание.
— Думаю, сегодня мне не стоит вставать с постели, — говорит он. — Устал я смертельно. Может быть, меня отравили.
— Но кто, кто мог тебя отравить, муженёк мой? — спрашивает она в испуге.
— Откуда мне знать? У меня много врагов: Сальери, Мартини, Венцель, Мюллер... они не простили мне моего успеха.
Сейчас Констанце кажется, будто он бредит. Она велит позвать доктора Клоссета. Тот даёт больному успокаивающее, и Моцарт засыпает. Придя в себя после долгого сна, он чувствует себя окрепшим и требует принести партитуру «Реквиема». Констанца возражает: врач предписал полный покой.
— Я должен, должен его закончить... я пишу его для себя самого... и ни для кого другого... Час пробил... у меня совсем мало времени...
Констанца рыдает. Наступают тяжёлые дни. То он по несколько часов лежит совсем без сил, то как будто приходит в себя и тогда непременно требует принести ему ноты «Реквиема». Доктор Клоссет приходит ежедневно, пробует различные лекарства, не установив для себя окончательно диагноза болезни. Не в порядке лёгкие, почки, почти все внутренности, и только сердце бьётся нормально. Констанца не знает, что делать. Иногда после разговора с мужем ей кажется, будто он на пути к выздоровлению, а потом, чаще всего по вечерам, его состояние настолько ухудшается, что она по ночам в страхе ждёт его смерти. Её сестра Софи в эти тяжёлые дни во всём ей помощь и опора. Она трогательно ухаживает за больным, и каждый раз при виде Софи лицо Моцарта светлеет, ибо она, по его словам, «сметает привкус смерти с его языка». Когда доктор Клоссет видит, что состояние здоровья пациента не улучшается, он приглашает на консилиум доктора Саллабу, и оба они ставят диагноз «перемежающаяся лихорадка», признавая в то же время, что их врачебное искусство не в состоянии помочь ослабевшему организму.
Вот так, в надеждах и тревогах, проходят первые дни декабря, причём ни разу за это время больной сознания не терял. Ближайшие друзья навещают его, ведут с ним недолгие беседы. Каждая приятная новость, например, что «Волшебная флейта» по-прежнему делает полные сборы, доставляет ему несомненное удовольствие. Однажды вечером он сидит в постели с часами в руках, мысленно следя за ходом оперы, коротко обозначая жестом руки, какая в это время идёт сцена. Обращаясь к сидящему рядом второму дирижёру театра, говорит:
— Как бы я желал ещё раз послушать «Волшебную флейту»!
Розер идёт к инструменту, играет и поёт песенку Птицелова.
Слёзы радости увлажняют глаза маэстро.
Такая же радость охватывает его, когда на другой день Констанца читает ему вслух письмо венгерских любителей музыки, которые предлагают ему ежегодное содержание размером в тысячу гульденов в год, чтобы он мог трудиться, не зная забот. Он выслушивает эту новость с улыбкой, берёт руку жены, поглаживает её, говоря:
— И вот станем мы с тобой состоятельными людьми... Ежегодный пансион... Лондон... «Волшебная флейта»...
Он умолкает на полуслове, теряется в забытьи, потом ненадолго засыпает. Вскоре после обеда к Моцартам заглядывают несколько певцов из театра. Больной встречает их дружелюбной улыбкой:
— Вы пришли как раз кстати. Не согласитесь ли порепетировать «Реквием»?
Он подзывает Зюсмайера, который подаёт ему партитуру, во время болезни всегда лежащую недалеко от него. Зюсмайер раздаёт ноты. Бенедикт Шакт — Тамино — получает партию сопрано, Франц Герль — Зарастро — баса, а свояк Моцарта Франц Хофер — тенора. Сам композитор берёт партию альта. Тихо льются по комнате звуки, тонкая рука маэстро руководит поющими. Но вскоре она повисает, а сам он откидывается без сил на подушку. Пение умолкает, и все, за исключением Зюсмайера, покидают комнату.