— Ну, сравнила! — Мария Геннадьевна даже руками развела. — Тогда, в войну, дворник, можно сказать, была героическая профессия. Мы жизнь людям спасали. Шандерович знаешь скольких спас?
— Чем спас?
— Чем? Да всем! Дровами, водой, карточки отоваривал, когда у кого уже сил не было в очередь идти. Да разве про все расскажешь? Ну и мы, конечно, помогали сколько могли. Девчонками были…
Комнату в доме номер двадцать восемь Шандерович дал Люсе после того, как она по совету Марии Геннадьевны пришла к нему с грудной тогда еще Леной на руках.
— Что ж я ее в подвале растить буду? — сказала Люся.
«Шандерович перед дитем не устоит, — уверяла Люсю Мария Геннадьевна. — У него сынишка в блокаду погиб от осколка».
— Не будь дурой, — сказала Люсе техник-смотритель, когда Мария Геннадьевна вышла из конторки. — Коньяку купи, да подороже. Когда будешь уходить, оставь незаметно на столе.
Незаметно у Люси не получилось, но Шандерович, слава богу, не обратил внимания, как она плюхнула на стол рядом со счетами бутылку, толсто обернутую газетами.
Будильник звонит в пять часов утра, но Люся, бывает, просыпается еще до будильника и, нашарив его рукой, зажимает кнопку звонка, чтобы не разбудил Славу. Она потом сама его разбудит, когда придет время. Славино время — шесть часов, если в утреннюю смену. А если в вечернюю — спи сколько влезет.
Никого на улице — только Люся. Она начинает с тротуара: пока снег не притоптали, его легче убрать. Люся подгребает снег к самому краю, и постепенно между тротуаром и мостовой образуется аккуратный снежный валик. В семь часов придет «хап» и сгребет, «схапает» валик в машину. Кто-то прозвал снегоуборочный комбайн — хапом, и теперь у них все говорят: «Надо хап вызвать», «Сейчас, готовьтесь, хап приедет».
Убрав снег, Люся бежит домой будить Славу и кормить его завтраком. Считается — завтрак, на самом деле целый обед. Слава любит, чтобы с утра были щи, да пожирней, с куском мяса, ну и еще чего-нибудь — яичница с колбасой или картошка с салом.
Позавтракав, он всегда говорит:
— Ну, ладно, заправился.
И Люся понимает это как спасибо.
Проводив Славу, она бежит убирать лестницы. Три лестницы, на каждой по три бачка для пищевых отходов. Их собирают через день. За отходы платят отдельно, но не живьем, не как за окна, просто причисляют к зарплате, вроде премиальных.
Люсины лестницы всегда самые чистые в домохозяйстве. Шандерович на каждом собрании ставит ее в пример.
— Вот Барышева, — говорит он, — вот она успевает и по пищевым, и по пыли…
Люся не любит, когда ее хвалят при всех. Известно: когда хвалят при всех, все злятся. Ишь опять эта Барышева выпендрилась!
— Не люблю, когда хвалят, — говорит Люся, вернувшись домой после собрания.
— Как это может быть? — удивляется Вадим Петрович. Он как раз стоит на кухне, заваривает чай. Когда он дома, то по нескольку раз пьет чай, крепкий, как деготь. — Это ненормально, Люся. Человек должен радоваться, когда его хвалят.
— Чего ж тут радоваться? — пожимает плечами Люся. — Шандерович хвалит, а Нинка ехидничает: «Никак ты ему опять коньяк выставила, уж больно он тобой доволен».
Нинке девятнадцать лет. Она приехала в Ленинград из Перми поступать в торговый институт, а когда не поступила, домой, в Пермь, не вернулась, осталась здесь.
Нинка, как кажется Люсе, ненавидит весь мир. Когда она собирает на своих лестницах пищевые, то нарочно так гремит бачками, что жильцы в квартирах просыпаются и уже не раз жаловались Шандеровичу.
Жаловалась на Нинку и Люся. То есть не жаловалась, а просила перевести Нинку в другой двор. Она и живет-то в другом дворе, а работает вместе с Люсей. И сколько бы Люся ни вылизывала свою половину, вида все равно двор не имеет — из-за Нинки.
— Отдайте вы лучше мне весь двор, — несколько раз просила Люся.
— По норме не положено, — отвечал Шандерович.
К восьми часам утра Люся справляется с последней лестницей и бежит к дочке. Лена уже проснулась, но не плачет, ждет, лежит смирно в окружении двух любимых кукол.
В это время уже и Тамара на кухне в своем розовом халатике.
— Доброе утро! — весело говорит Люся.
— До чего спать охота, ужас! — отвечает Тамара. — Чертова эта контора, даже опоздать в нее нельзя.
Конторой Тамара называет свой НИИ. Чем она там занимается, Люся так и не поняла. Впечатление такое, что она там все время вяжет.
— Смотри, что я связала, девчонки новый узор принесли, — то и дело говорит она Люсе.
Пока Тамара плещется в ванной и потом красится, Вадим Петрович варит ей кофе.