После похорон поехали в интернат. Заведующая выслушала Лиду и привела в кабинет худенького мальчика с рыжеватыми, как у Аньки, но потемней, волосами. Ему было семь лет, но на вид можно было дать пять.
— Юра, хочешь к нам в гости? — спросила Лида.
Мальчик молчал.
— Ну, погуляем, хочешь?
Мальчик взглянул на заведующую.
— Иди, иди, Юра, я разрешаю. Погуляешь и вернешься.
Мальчик ушел одеваться, втянув голову в плечи.
— Стесняется, — сказала заведующая. — Мать ведь хотела его уже забирать от нас перед больницей, но я ей не советовала. Дома у них обстановка знаете какая была? Ему бы это только повредило.
— А он знает?
— Что?
— Про мать?
— Нет, мы ему пока не говорили. Сказали только, что в больнице.
Ничего бы не вышло, если бы за дело не взялась Ольга Петровна. Через депутатскую группу она добилась, чтобы Лиде Михайловой разрешили усыновить Юру Мартышева и забрать его из интерната. Как улей гудел несколько дней закройный.
— Ты представляешь, что взваливаешь на себя? — говорили Лиде.
— Если бы просто ребенок, а то больной ребенок.
— Анькина свекровь тебя со света сживет.
Анькина свекровь, к общему удивлению, повела себя совсем иначе. В один из дней она пришла к проходной, когда кончалась смена, и, дождавшись Лиду, потянула ее за рукав из идущего через проходную людского потока.
— Я к тебе. — Они отошли в сторону. — Хочу сказать: бог наградит тебя за Юрку.
Лида молчала.
— Меня-то будешь к нему пускать? — старуха заплакала.
— Да господи! — воскликнула Лида. — Приходите хоть каждый день.
— Ты мне адрес дай, я ведь адреса твоего не знаю, — сердито сказала Анькина свекровь, вытирая глаза платком.
Жизнь опять изменилась. И как круто!
— В блокаду тоже не разбирали: свои, чужие — всех спасали, — сказала, остановившись возле Лидиного пресса, Майя Цезаревна. — Лично я тебя очень одобряю. Если какая помощь нужна, обращайся.
Какая помощь? Никакой помощи не нужно. Вот отпуск пусть бы летом дали, чтобы поехать с Юрой в Крым, мальчик никогда моря не видел. Профессор-педиатр, к которому Лида попала через Виктора, сказал: «Мальчик будет здоров, если его окружить покоем. Его болезнь в том, что он напуган жизнью. Покой, любовь, терпение…»
— Врачей мы тебе добудем, — сказала перед этим Мила, когда Лида позвонила ей в Москву и сбивчиво, торопясь и волнуясь, рассказала, что они с Олегом взяли к себе сына Аньки Мартышевой.
— Помнишь ее? Она приходила ко мне.
— Рыженькая такая, веселая?
— Да, да. Она умерла…
Выслушав Лиду, Мила сказала:
— Умница! Какая же ты умница! А врачей мы тебе добудем.
Профессор долго осматривал Юру. Лида с Олегом томились в коридоре. Наконец Юра вышел, а Лиду позвали в кабинет. Покой, любовь и терпение…
Зам по снабжению попросил Марата Васильевича подбросить его на машине, если нетрудно, тут недалеко, в одно ателье.
— А что там у тебя? — спросил Чичагин. Они уже перешли на «ты».
— Да пальто жене отдаем шить. Надо потолковать.
— Пальто?
— Ну? Кожаное. Не интересуешься?
— Дочка интересуется, — усмехнулся Чичагин. — Недавно мне сцену устроила. Семьсот рублей, представляешь? А я только что вот эту телегу купил, — он похлопал ладонью по обтянутому импортным чехлом рулю.
— Какой размер у дочки? — деловито спросил зам.
Чичагин пожал плечами.
— Сорок шесть, наверное. А что?
— Ты давай уточняй. Пальто можно устроить, не проблема.
Что-то остановило Чичагина от дальнейших расспросов, но в тот же вечер зам по снабжению позвонил домой.
— Дочка-то дома?
— Дома.
— Уточни-ка размерчик.
Марат Васильевич позвал жену.
— Алька какого размера пальто носит?
— Сорок шестого. А что?
— Слышал? — сказал Чичагин. — Сорок шесть.
— Ага. Заметано, — ответил зам.
Через месяц — Марат Васильевич забыл уже про этот разговор — зам по снабжению, войдя к главному инженеру, положил перед ним вырванный из блокнота листок. «Григорий Данилович», — было написано на листке и номер телефона.
— Что это?
— А это — твоя дочка пусть позвонит по этому телефону, ей назначат примерку.
— Ну, ты даешь! — восхитился Чичагин. — Ничего не забыл, скажите пожалуйста!
— Как в аптеке.
— А сколько эта твоя аптека стоит?
— Григорий Данилович берет за шитье двести пятьдесят. Но как шьет! Фирма.
— Двести пятьдесят за шитье, а за материал?