Мистер Хейл повторил высказывания мистера Хейла-старшего, как он повторял их Маргот.
— После слов отца у меня не осталось сомнений в том, что положение мисс Стандинг не вполне законно. Отец надавил на мистера Стандинга, чтобы тот составил завещание, но мистер Стандинг уклонился. Я уверен, что отец знал больше, чем рассказал. Как я понимаю, мистер Стандинг ему доверял. Позвольте спросить, не говорил ли дядя с вами на эту тему?
Эгберт развалился в кресле и зевнул.
— Вроде бы говорил.
— То есть как это — вроде бы?
— Я что-то припоминаю… я… э-э… я не очень интересуюсь делами.
— Вы можете мне сказать, что говорил ваш дядя?
Эгберт пробежался рукой по волосам.
— Я… э… у меня очень плохая память.
— Мистер Стандинг, это очень важный вопрос. Вы подтверждаете, что дядя говорил вам что-то, что привело вас к предположению, будто ваша кузина — незаконнорожденная?
— Что-то в этом роде. — Голос Эгберта ослаб от изнеможения.
— Что он сказал?
— Я… э… не припоминаю. Меня не интересуют семейные дела.
— У вас должны быть какие-то воспоминания.
— Кажется, дядя был очень возбужден… кажется… да, я припоминаю. Он разозлился на меня… да, я думаю, что на меня. Помнится, он сказал что-то в таком роде… — Эгберт замолк и стал критически разглядывать большой палец на правой руке.
— Что? Что он сказал?
— Вообще-то я точно не помню. Что-то насчет завещания.
— Да? Это очень важно.
— Вообще-то я не помню, что он сказал. Но у него был рассерженный вид. Что-то там насчет завещания. Он сказал пусть его повесят, если он оставит имущество мне. Но ведь он так и не составил завещание, верно?
— Нам не удалось его найти. Что он еще сказал, мистер Стандинг?
— Да вообще-то немного. Насчет моей кузины… знаете ли…
— Что? Что он сказал насчет кузины?
Эгберт зевнул.
— Извините, мне это было совершенно неинтересно.
Мистер Хейл еле сдерживал нетерпение.
— Что сказал ваш дядя по поводу положения его дочери?
— Я не помню… — томно сказал Эгберт. — Что-то насчет незаконности… что-то в том же роде он мне написал.
Мистер Хейл резко выпрямился.
— Ваш дядя писал вам о положении своей дочери?
Эгберт покачал головой.
— Он писал про клуб, куда я собирался вступить, он сказал, что забаллотирует меня.
Мистер Хейл стукнул по столу.
— Вы сказали, что он написал вам про дочь!
— Нет, он написал, что забаллотирует меня в клуб. О дочери он вскользь упомянул.
— В письме такого рода? Мистер Стандинг!
— Если подумать, это было не в том письме. Я же говорил вам, что у меня плохая память.
— О, так было и другое письмо? И что он в нем сказал?
— Но я не помню, — раздраженно сказал Эгберт.
— У вас есть это письмо? Вы его сохранили?
Эгберт слегка взбодрился.
— Может, и есть, не знаю… я ужасно рассеян, оставляю письма где попало. Знаете ли, мой человек иногда их выбрасывает, иногда нет. Можно у него спросить.
— Он вряд ли вспомнит, но вы могли бы посмотреть.
Эгберт задумчиво произнес:
— Он все письма читает… Он мог бы вспомнить…
Годы самоконтроля не прошли даром для мистера Хейла. Он закусил губу, помолчал, потом сказал:
— Будьте добры, вы не могли бы попросить его произвести тщательные поиски? Это письмо может быть важным доказательством. Если в нем содержится собственное признание мистера Стандинга, что его дочь рождена вне брака, вопрос будет улажен. — Он сделал паузу и добавил: — В вашу пользу.
— Полагаю, так и будет, — томно сказал Эгберт.
Мистер Хейл зашелестел бумагами.
— Возможно, сейчас еще рано поднимать этот вопрос, но если вы преуспеете и станете наследником, я полагаю, вы будете готовы рассмотреть вопрос о выделении некоторого содержания вашей кузине. Я упоминаю об этом сейчас, потому что если мы будем иметь ваши заверения в этом вопросе, то нам нужно подготовиться к тому, чтобы выдать ей небольшой аванс. Она оказалась совершенно без денег.
— Неужели?
— Абсолютно. В сущности, она уже сегодня просила меня дать ей денег.
— Неужели?
— Говорю вам, просила, и я буду рад услышать вашу точку зрения на предмет ее содержания.
Эгберт зевнул.
— У меня не бывает точек зрения. Искусство — вот что меня интересует. Моя небольшая коллекция… фарфор…. миниатюры… графика… Искусство.