– А кто этот следователь? Не Бергер ли Александр Васильевич?
– Он самый, угадали… А вы знакомы с ним, что ли?
– Нет, просто та история была громкая, я читала о ней. Григорий Охотников, Римма Тихонова… Да, страшно эта Римма своего любовника подставила, очень умная, очень коварная была женщина. И очень несчастная, судя по всему…[2] Ну и как обошлось у вас с Бергером?
– Честно?
– Ну да.
– С помощью волосатой руки, так сказать. Как стало совсем невмоготу, я вспомнил: а ведь когда-то учился в одной школе с человеком, который носил в ту пору прозвище Муравьиный Лев, а теперь сделался Львом Ивановичем Муравьевым, начальником следственного отдела городского УВД…
– Бог ты мой! До чего же тесен мир!
– В каком смысле?
– Да в том, что со Львом Ивановичем кто только не учился вместе! Мои соседи по дому Сан Саныч и Татьяна Андреевы, например. Правда, они в другом подъезде живут, но роли не играет.
– О, Андреевы ваши соседи? Вы тоже на Ижорской живете? Потрясающе. Мир и правда тесен. Ну, Санька-Танька (мы их так называли когда-то) с Левой очень близкие друзья, они со школьных лет не разлучались, все это время поддерживали между собой отношения, почти как родственники стали. А я держался в стороне от прежних привязанностей. Мы никогда не встречались семьями, ни Левка моих дочь и жену не знал, ни я – его… И, если честно сказать, я не слишком-то верил, что Лева меня вспомнит. Нет, конечно, вспомнит, думал я, куда ж он денется, просто не слишком верил, что он захочет мне помогать. И, в общем, не могу сказать, что он все решил одним звонком. Просто пообещал разобраться – и разобрался. То есть я ему про алиби про свое сказал, и он меня по-мужски понял, почему я молчу, почему имя женщины скрываю…
– То есть Лев Иванович на Бергера надавил, я так понимаю?
– Да нет, просто окоротил его малость. Спросил, почему он вдруг прямо-таки методы Вышинского ко мне применяет, требует доказательств моей невиновности. А ведь теоретически ситуация при расследовании всегда должна трактоваться в пользу подозреваемого…
– А какая была ситуация?
– Двойной удар.
– Pardon?
– В общем, экспертиза установила, что Лариса ударилась головой дважды.
– Это как?
– Да вот так уж как-то. Я лично полагаю, что она сначала ударилась, но то ли сознания не потеряла при этом, то ли очнулась вскоре – и попыталась приподняться. Там в пыли отпечатки ее ладоней были, она опиралась на ладони… Может быть, она даже встала, но тотчас вновь лишилась сознания и снова упала – на тот же роковой угол. Но Бергер почему-то решил, что я нашел ее живую и добил.
– Да вы что?!
– Именно так он и считал.
– Но время смерти… и время вашего возвращения…
– А ему такие «мелочи» были безразличны. Он почему-то вбил себе в голову, что я вернулся раньше, и стоял на этом, как пень. Никаких – ну никаких! – доказательств моего раннего возвращения не было и быть не могло.
– Но следов, конечно, в том подвале ваших нашлось несчетно, правда же? И отпечатков пальцев…
– Точно подмечаете. Очень точно. Я ведь когда около мертвой жены метался, не думал, что делаю, куда ступаю, за что хватаюсь…
– Да, тяжелая история. Я вам очень сочувствую, Алексей. Мало того, что жену потеряли – как бы вы ни жили: плохо ли, хорошо ли, смерть всегда потрясение! – да еще доказывать пришлось, что не вы ее прикончили жестоко и безжалостно… А как ваша дочь ко всему, о чем на следствии говорилось, относилась?
– А как она могла относиться? Очень переживала. Она даже заболела тогда от потрясения. И к нам стала ходить ее подруга, навещать ее. И ту подругу звали Юлей. Я ее раньше не знал, знаю точно, девчонки подружились, кажется, на занятиях аэробикой – Галя туда ходила, чтобы похудеть. Она у меня такая была… пампушечка, прелесть, а теперь тощая стала до нелепости. Ну а потом и мы с Юлей… тоже подружились. Как-то само собой все вышло.
– Вы из-за Юли расстались со своей прежней подругой? Ну, с той, которую не хотели выдавать даже ради алиби?
– Пожалуй, нет. На нас эта история очень повлияла. Та женщина сильно тревожилась за меня, но еще больше беспокоилась, чтобы я о ней не проболтался. В конце концов мы расстались. Она вообще уехала вместе с мужем, они теперь в Питере живут.
– Ну ладно, Бог с ней, ваша личная жизнь – вообще не мое дело. И ваше прошлое меня никак не касается. Поговорим о настоящем. Наверное, если следовать правилам игры, в которую мы согласились играть, вы должны представить меня вашему семейству. В смысле – дочери с ее женихом. Не поймите меня превратно, я не навязываюсь, но как иначе я смогу в чем-то разобраться, если ваших близких в глаза не видела?
– Ну, близкие мои тут вовсе ни при чем.
– Секундочку! Лев Иванович совершенно точно говорил мне: вы, мол, жаловались, что даже дочери своей не верите. Может быть, вы так сказали ради красного словца, однако я теперь должна во всем убеждаться сама.
– Назвался груздем, да?
– Что-то в этом роде. Я девушка ответственная.
– Ну и любопытство психопатанатома гложет? – хохотнул мой собеседник.
– Психо… А, понимаю. Психологическая патологоанатомия… Хорошенького же вы мнения обо мне! А впрочем, вы где-то и как-то правы. Все писатели в той или иной степени – психоаналитики и патологоанатомы в одном флаконе… Но Бог с нами, с черными воронами. А наши с вами дальнейшие действия все же каковы? Будем представляться?
– Видимо, да, придется… А вы не боитесь, что Галка вас побьет? Или, что еще хуже, на смех поднимет?
– Слушайте, Алексей, вам не стыдно, а? Мы с вами боевые товарищи, конечно, но я все-таки женщина… И, знаете, несмотря на мой преклонный возраст, довольно красивая женщина. Во всяком случае, многие мне это говорили и говорят. А если вы думаете иначе, какого черта было заваривать эту историю? В принципе, еще не поздно все послать сами знаете куда. В шапку с ушами!
– Не понял…
– В одном из писем Вяземскому насчет женитьбы Боратынского Пушкин назвал жену чем-то вроде законной шапки с ушами. Понятно теперь?
– Мать честная… Крепко сказано. Слушайте, есть такое слово… забыл… ну, которое удобочитаемый синоним какой-нибудь непристойности… Эхо… эфа…
– Эхо в лесу или в горах отвечает, а эфа – змея, в пустынях обитает, очень ядовитая. То слово, которое вы забыли, называется эвфемизм. Да, вы совершенно правы, шапка с ушами – именно что гениальный эвфемизм для обозначения того самого места, куда я предлагаю послать наш с вами уговор о совместной деятельности. В конце концов, никаких учредительных документов о создании псевдобрачного союза «Алексей плюс Алена инкорпорейтед лимитед» мы не подписывали. Так какие могут быть проблемы?
– Да ради Бога, Алена, что это вы так раскипятились? Я совершенно не хотел вас обидеть!
– Хотели, не хотели… Ладно, я не сержусь. Я понимаю, что такое мужское эго и как оно искрит, если начинает зависеть от помощи женщины.
– Ладно, хватит переливать из пустого в порожнее, ходить вокруг да около. Когда вы сможете к нам приехать?
– А когда пригласите… Скажем, вечер вторника у меня свободен.
– Хорошо, ориентируемся на вторник. Я сегодня же уточню, как работает Ванька, Галин жених. Единственное, что может нам помешать, – если он окажется занят. Хотя, думаю, Иван уже освободил себе этот вечер.
– Почему? Неужели ваш будущий зять провидец и раньше нас с вами знал, когда произойдет наше знакомство?
– Никакой он не провидец. Просто во вторник… А скажите, вы этот вечер спонтанно назвали, ни с того ни с сего, или по какой-то особой причине?