И тогда из степей, из бесприютных пустошей донесся вой.
– Волки… – прошептал Инисмей.
– Нет, – твердо ответил Ашпокай, – это не волки.
Мальчики переглянулись. Никто не сказал больше ни слова, хотя все, похоже, подумали об одном и том же.
Хунну, сами не ведая того, привели за собой ночных духов-перевертышей. Духи эти рыскали по разоренным кочевьям и курганам, пожирая трупы. Только ими и кормились перевертыши – живой человек легко мог прогнать их от себя, если знал заклинания.
Мужчинам не пристало говорить о таких вещах, лишь иногда у костров старики или бабы рассказывали, будто перевертыши похожи на волчий молодняк или на крупных лис, шерсть у них красная, и они редко появляются при свете дня. Сбиваются они в большие стаи – куда больше волчьих. Днем будто бы могут они превращаться в людей или певчих птиц и заманивать путников в коварные свои ловушки.
Откуда взялись перевертыши? Старики говорили, что сразу после смерти богов в телах их завелись могильные черви. Они стали недобрыми духами и остались в ночи – рыскать среди могил.
В детстве Ашпокай видел их – далеко на юге, на кургане бога пастбищ Раманы-Пая, где они с семьей приносили в жертву ягнят. Ночью к могиле бога сбежались перевертыши, они обступили ее со всех сторон, с жадностью принюхиваясь к запаху жертвенной крови. Взрослые разогнали их огнем и молитвами, а Михра даже подстрелил одного. Ашпокай увидел утром на земле крупного рыжего зверя вроде собаки, но не посмел подойти поближе. Зверь так и остался лежать в траве – никому бы не пришло в голову сделать из его шкуры воротник или шапку.
Сейчас перевертыши подступали к Михре, невидимые в густой траве, скрытые частоколом берез. Ашпокаю показалось, что он слышит их голоса – не человеческие, не звериные, а сродни шипению, полные голода и зависти:
– Отдай его нам, всадник. Отдай его нам. Мы с братом твоим будем бегать теперь под луной. Он будет нам по крови родня. Он забрал у нас брата, а мы шли за ним всю его жизнь, вынюхивая, когда он станет умирать.
Огня у мальчишек не было. И заклинаний не знал никто из них.
Михра, который до того лежал неподвижно, вдруг выгнулся дугой и, видно собрав все силы, все, что остались, прокричал:
– Нет! Ашпокай! Не отдавай меня им!
Кони заржали, страшно заметался Рахша, топая по земле тяжелыми копытами.
Призраки отступили, и снова прокатился над землей их жадный вой. Они приближались, эти огненные точки в траве. Ашпокай выпустил уже три стрелы, но куда ему до богатыря Михры! Перевертыши наступали, переговариваясь между собой лаем и визгом. Им нужен был Михра, упрямство было их оружием.
– Свет! Свет! – закричал Соша, указывая в глубину рощи.
– Наверное, хунну. Этого нам не хватало, – прошептал Ашпокай, доставая стрелу.
– Подожди! – Соша поднял руку. – Я слышу голос. Он молитвы поет…
Свет приближался, и, кажется, холодная, звездная синь отступала перед ним.
– Благая Ардви-Сура… – слова доносились до мальчиков глухо, человек молился незнакомым богам, но это была молитва, а призраки боятся любых богов!
И в самом деле – тявканье и визг стали глуше. Свет приближался, вытесняя перевертышей из рощи, как выдавливает лекарь гной из раны.
Ашпокай вскочил на коня, вглядываясь в темное пространство. В отблесках огня он увидел человека в длинном платье. А потом, словно видение из дурного сна, из-за деревьев с громким лаем появился большой пес. Оборотни метнулись прочь, и как будто стало легче дышать. Кажется, тогда обессилевший Ашпокай наконец потерял сознание.
Всадники на турах, на златорогих оленях и грифонах промчались, прогрохотали по небу и исчезли в кровавой закатной пене. Там, в облачной дали, они сошли в семь великих курганов, и земля вокруг них стала священной.
– Боги ушли! Боги умерли! – запели на земле, у костров, в кибитках и юртах. С неба сыпался осенний звездопад. Люди зябко жались друг к другу, вглядываясь испуганно в холодное, колючее небо.
– Боги умерли! Началась наша жизнь!
Ашпокай задрал голову и подставил под звездопад ладони. Но вдруг его накрыла тень – гриф проплыл в небе, заслонив звезды и луну… звезды падали на его тяжелые крылья и рассыпались белыми искрами. От страха Ашпокай закричал и проснулся…
Душно дохнуло облепихой. Первое, что увидел Ашпокай, было лицо человека – длинное, умное, как у старой лошади, и такое же уставшее.
– Хвала Ардви! Ты пришел в себя, – лицо потерялось из виду, перед Ашпокаем, словно стена, возник халат из белой шерсти. – Твой дух истомился, я уже думал, он совсем оставит тебя.