Говорил Курганник тихо, почти беззвучно, но все слышали его слова. Всегда он смотрел, словно против солнца, – щуря выцветшие глаза, отчего выступали его начерно сгоревшие скулы. Он носил широкий плащ из серого войлока, и на скаку плащ этот, словно крылья, хлопал за его спиной, а под ним тускло блестел красный от киновари панцирь с кожаным воротником. Воротник скрывал мясистую шею и рот Курганника, съеденные губы и острые, как у степного духа, зубы.
Вот и теперь остановился Курганник, опустил полог шатра и ждал. Модэ, однако, учуял его присутствие и крикнул, чтобы он вошел.
– Да, господин, – Курганник поклонился темнику, не взглянув даже на Чию.
– Ты обещал приторочить к моему седлу призрака, что разъезжает на туре, – сказал Модэ. – Где же он?
– Я достал его одной из моих стрел, – глухо отозвался Курганник. – От них нет спасения.
– Смотри сам, – Модэ нервно постучал по приземистому столику, на котором лежали непонятные степному убийце предметы: несколько палочек и плоская миска с песком. Некоторые палочки были сломаны, должно быть, в приступе ярости.
– Что слышно о юэчжи? – спросил царевич, не обращая внимания на замешательство Курганника.
– Они собирают большое войско. Говорят, в Белой степи стоит пять туменов, – ответил тот.
Модэ эта новость почему-то обрадовала.
– Ну что, дедушка? – спросил он Чию смешливо. – Опробуем твою науку? Знай: если подведешь, вот он поломает тебе хребет.
И Модэ показал на Курганника.
Тут только степной убийца посмотрел на Чию. Нужно ли говорить, что это был за взгляд? Однако нестарый старик только усмехнулся:
– Надеюсь, это не составит ему слишком большого труда. Кости мои крепче железных прутьев.
– Не беспокойся, старик, – ответил Курганник.
Когда молодые волки въехали в лагерь, несметная серая сила уже кипела вокруг него со всех сторон. Словно вешняя река со множеством грязных ручейков и протоков, текло по земле степное войско с пыльными своими стадами и обозами. Рыжая равнина сделалась пестрой от юрт и знамен – красные, желтые, синие, поднимались они над темными людскими реками. На знаменах извивались грифоны, львы, волки, барсы и горные туры – все пять старших родов. Всадники собрались из всех сословий: были здесь пастухов обшарпанные облака, пропахшие сыром и костровым духом; были гордые, сильные воины из разбойничьих ватаг – в разноцветных кафтанах, в красных башлыках с кисточками; были охотники из тех, кто не боится хаживать в тайгу на торги с мрачным лесным народом. Вот выехал князек в панцире, сплетенном из костей и жил, в колпаке, обшитом кабаньим клыком[1]. За ним следом пестрой рекой потекла его ватага в триста луков: все молодые, черные от солнца, полные львиной силы.
Пыли было много – пыли и шума, – гарь костровая стояла в воздухе и в небе. Дрались, возились в пыли мальчишки; матерые старики, пьяные, спали на земле, раскинув жилистые ноги и руки.
Войско шумело, перекатывалось по земле мутными волнами. На горизонте шевелились-ворочались пыльные тучи – новые силы собирались в Белой степи.
Множество лиц было вокруг. Мы молодые, сильные, – как бы говорили они, – у хунну десять тысяч воинов, а нас в пять раз больше!
Вот что увидел в тот день Ашпокай. А еще Атью. Стройный Атья на чужой кобыле паршивой масти, а с ним – волчата, все четверо, пешие, косматые, серые от пыли.
– Всех привел? – Михра обнял серьезного Атью. – А где твой тур?
– Отобрали его, – ответил Атья спокойно. – Взамен дали эту кобылку. Сказали – по богатырю и кляча. У волчат моих лошадей совсем отобрали.
– Это кто тут такие порядки навел? – нахмурился Михра.
– Кто-кто… Малай – известно кто…
– Мала-а-ай? – протянули разом Инисмей и Соша.
И тут же Ашпокаю среди пестрых плащей и лисьих шуб померещились обвислые усы и обрюзгшее рябое лицо. Померещились и тут же исчезли.
– А что же Павий? – спросил Атья отчего-то тихо.
– Кончился, – вздохнул Инисмей, – нет больше Павия.
Помолчали. Атья отвернулся, размазывая по щекам черную пыль, которая вдруг стала солоноватой кашицей.
– Где же вы стоите? – спросил Михра, когда горячее, горькое ушло из горла.
– Да тут недалеко наш костер, – махнул Атья. – Вы посмотрите – здесь мой род… все, кто уцелел.
Они подъехали к невысоким шатрам, поставленным полукругом. Здесь бродили стреноженные кони, крупные, белогривые, – таких Ашпокай видел только раз, на речном зимовье.
1
Воинские головные уборы в древности обшивались плашками из кости, рога или клыка.