— Голову налево.
— Улыбнитесь.
— Спокойно, снимаю.
А вечером, проверяя негативы, он с ужасом заметил, что аппарат был неправильно установлен и потому на фотографии вышли одни туловища без ног и без головы.
Агафья Ефимовна тоже ходила как потерянная, даже есть и то не хотелось. К вечеру небо заволокло тучами.
— Погода благоприятствует, — решил Тихон Петрович и ему стало легче.
За городом, где кончались редкие домики, бесконечными рядами тянулись огороды угорских индивидуалов. Сюда-то поздней ночью и направились супруги Кусачкины.
У Тихона Петровича под пальто был спрятан заступ, Агафья Ефимовна под накидкой несла чемодан.
Город опустел и слепо смотрел бельмами ставень.
В поле на пригорке стояла одинокая береза.
— Здесь, — прошептал Тихон Петрович, опуская заступ.
Вырыв яму аршина в полтора, Тихон Петрович взял модель, увернутую в старую холстину. Бережно положил ее на дно ямы, аккуратно засыпал землею, заложил дерном и облегченно вздохнул.
— Следы скрыты, — пробормотал он.
— Скрыты, — успокоенно проговорила Агафья Ефимовна и, помедля, добавила.
— Пойдем, Тиша, поужинаем, страсть как есть захотелось.
Плыли редкие, рябые облака. Ветер путался в изгороди, сыростью и свежестью дышала трава, а в земле на глубине полутора аршин, плотно увернутая в старую холстину, лежала модель инженера Драницина.
Глава V
БОБРИКОВ ДЕЙСТВУЕТ
Учрежденческий день начался обычно.
Бобриков, как всегда за пять минут до десяти, уселся в стеклянную будку. Голова у него болела. Ночью он плохо спал. Все было решено. Дома в небольшом чемоданчике лежало белье, документы на имя Пимена Степановича Дужечкина, члена союза рабпроса. Документы эти Бобриков как-то случайно нашел на улице и сохранил их на случай. А теперь они пригодились.
Он готовится начать новую жизнь. Желанный миллион становился явью, он сам плыл в руки.
В час дня, после завтрака он сходил в банк и принес двадцать шесть тысяч.
План был прост.
Бобриков думал затянуть выдачу зарплаты и перенести уплату на день после выходного. А потом, уложив деньги в портфель, запечатать кассу и уйти, чтобы больше не возвращаться в учреждение никогда.
— Что это у вас вид такой странный, — спросил его главный бухгалтер, когда Бобриков проходил с деньгами в кассу. — Заболели вы что ли?
Бобриков вздрогнул.
«Неужели подозревают», — подумал он и, что-то промямлив, прошел к себе.
— А я вас, товарищ Бобриков, сегодня не узнала, видно вам богатым быть, — прострекотала живая черноглазая девчонка — курьер внутренней связи, передавая Бобрикову пачку документов.
У Бобрикова похолодело в животе.
«И эта тоже» — подумал он. Очевидно, подозревают. Решимость его падала.
В три часа он начал платить зарплату. Сотрудники выстроились в очередь. Шуршали ведомости, хрустели кредитки и слышалось однотонное: «распишитесь», «получите», «копейка за мной».
Часа в четыре, раздав тысяч восемнадцать, он захлопнул окно и вывесил бланк: «Касса закрыта».
Сотрудники заволновались:
— Почему? Как?
Бобриков молча показал на часы. Занятия кончились. Все знали, что кассир формалист и, поволновавшись, побрели к выходу. Только тощая, высокая машинистка кричала густым контральто:
— Это подвох, определенный подвох!
Бобриков ежился и кряхтел. Временами он решал бросить всю эту затею. Но вот перед глазами плыл миллион и колебания кончались. Стрелка показывала половину пятого. Наступала решительная минута. У Бобрикова выступил пот на лбу. Пачки денег лежали на столе. Их можно было положить в несгораемый шкаф, и тогда послезавтра опять на работу, опять с девяти до четырех стеклянная будка и вечером обшарпанная комната, вечно ноющая старуха мать и нехватки. Деньги можно было спрятать в портфель и впереди свободная жизнь, охота за таинственной моделью и миллион, или...
— Ну, заключенный, — раздалось над ухом.
Бобриков вздрогнул.
...«Или тюрьма», — мелькнуло в сознании.
— Ну, заключенный, — повторил веселый голос, — когда вы из вашей тюрьмы вылезете?
Веселый счетовод Галстучкин стоял у окошечка и улыбаясь смотрел на Бобрикова.
— А, это вы, — растерянно ответил Бобриков. — Не скоро еще. Кассу надо свести.
Он взял портфель и сделал вид, что ищет какие-то документы. На стол выпала маленькая записная книжечка в коричневом переплете с золотым тиснением.
Бобриков испуганно поднял глаза, но Галстучкина уже не было.