Утром в выходной день Петя пошел на квартиру к тете Паше.
— Можно?— постучал он.
— Войдите.
— Здесь живет Федор Кузьмич?
— Здесь. А вам что нужно, — суховато спросила тетя Паша, вытаскивая из печи горшок.
— Здесь, — нерешительно, словно сомневаясь в правильности своих слов, подтвердил мужчина, стоявший около небольшого зеркала и усердно мазавший макушку жидкостью из объемистого флакона.
— Мне бы с вами нужно поговорить, — промолвил Петя.
— Пожалуйста, — также нерешительно промямлил мужчина, робко поглядывая на жену.
— Говорите, — ответила тетя Паша.
Петя присел на табурет и, обращаясь к Федору Кузьмичу, спросил:
— Скажите, пожалуйста, я слышал, что вы нынче променяли парикмахеру Ягуару Сидоровичу часы. Так вот я и хотел...
Петя не кончил.
Федор Кузьмич смертельно побледнел. Флакон выскользнул из его рук и, жалобно прозвенев, разбился.
— Часы... — прошипела тетя Паша. — Часы меняете. А интересно бы знать, лысый вы идиот, откуда у вас эти часы? — И она угрожающе занесла ухват над головой мужа.
Петя не дождался окончания семейной сцены и выбежал на двор.
Узел затягивался.
Глава XII
ИСПЫТАНИЯ БОБРИКОВА-ДУЖЕЧКИНА
Утром чай.
Двадцать минут ходьбы до колонии.
Восемь часов суетливой, неспокойной возни с пестрой компанией бывших беспризорников и правонарушителей. Обед в столовке, опять двадцать минут ходьбы до дома, и долгие пустые вечера. Такова была новая жизнь Бобрикова-Дужечкина.
Когда прошел первый период волнений и хлопот и жизнь кое-как заскрипела по новой колее, обрастая вещами, людьми, привычками, Бобриков стал нервничать. Страх все чаще и чаще овладевал им. Ему каждый день казалось, что вот уж сегодня-то его обязательно разоблачат. Долгими вечерами он оцепенело сидел в кресле, прислушиваясь к каждому шороху, настороженно ловил скрип калитки, шаги под окном, стук извозчичьих дрожек.
— Это за мной, — шептал он, и холодный пот капельками выступал на висках.
А тут еще Тихон Петрович со своими страхами и подозрениями.
Новый жилец понравился ему и часов в девять вечера он входил в его комнату в нижней рубашке и подтяжках, с газетой в руках — весь серый от еле сдерживаемого ужаса.
— Читали, — спрашивал он, шурша газетой. И, не дождавшись ответа, начинал сообщать последние новости из отдела происшествий: убийства, растраты, дерзкие нападения, кошмарные успехи техники — сыпались как из рога изобилия. Оба бледнели и каждый боялся сказать свое затаенное.
Бобриков похудел, он плохо спал по ночам. Часто просыпался и кричал не своим голосом.
Сердобольная Агафья Ефимовна только ахала да вздыхала, глядя на нового жильца.
— Жениться бы вам надо, — говорила она. — Цель в жизни приобрести.
Бобриков через силу отшучивался.
— Или замужней женщине счастье составить, — недвусмысленно продолжала Агафья Ефимовна, — скучно ведь нам бабам за одним человеком век коротать, — и она глядела на него обещающе, но Бобрикову было не до этого.
За поиски модели он еще не принимался. Надо было разыскать тетю Пашу, но сделать это следовало со всей осторожностью.
В один из выходных дней Бобриков отправился на базар. У лотков стояли молочницы, а поодаль, над горами ранних огурцов и еще не совсем зрелых помидор монументально возвышались торговки.
Бобриков задумчиво шел по рядам. Остановился около одной из торговок, взял в руки помидор и спросил, что стоит. Поднял глаза и обомлел. Перед ним стояла тетя Паша.
Несмотря на измененную наружность тетя Паша мигом узнала кудлатого пассажира.
Вытянув руки, словно защищая гору овощей, она не своим голосом завизжала:
— Ой, ратуйте добрые люди, грабят!
Мостки загудели, публика бросилась к месту происшествия. Где-то тревожно заливался свисток.
Бобриков побледнел и, быстро надвинув кепку, нырнул в толпу.
Пока тетя Паша бестолково объясняла собравшимся, что ее хотели вторично обокрасть, но ничего не взяли, пока милиционер гнался за двумя ни в чем неповинными мальчуганами, он уже был далеко от базара.
Итак, было ясно, что тетя Паша была здесь, а следовательно, и здесь был чемодан. Но от этого легче не было. Показываться ей на глаза после сегодняшнего происшествия было бы безумием. Нужно было найти какой-то новый подход, поговорить с ней наедине, соблазнить ее сотней-другой и взять модель.
Вечером с Бобриковым было нехорошо и Агафья Ефимовна поила его ромашковым настоем.