— Есть же такие люди, — воскликнула Женя и мечтательно перевернула страницу затрепанного романа.
В это время в прихожей задребезжал звонок, через минуту еще, на этот раз как-то особенно настойчиво. В квартире никого, кроме Жени, не было — все ушли на работу.
Загнув страницу, Женя побежала в прихожую.
— Кто там?
— Евгения Дмитриевна Драницина здесь живет? — послышался ребячий голос.
Женя приоткрыла дверь, предусмотрительно не сняв цепочки. Перед ней стоял беспризорник. Из-под огромного картуза хитровато смотрели плутовские глазенки и нос пуговкой.
— Вам, тетя, письмо, — и он вытащил из-за пазухи узенький изящный конверт. Женя улыбнулась: и конверт и почерк были знакомыми.
— Спасибо, малыш, — сказала она и сунула мальчугану конфету. — Ответа не надо?
— Нет, тетя, — и мальчуган, сунув конфету в широкие драные штаны, неожиданно лихо свистнул, сел на перила и победоносно съехал вниз. Женя улыбнулась и заперла дверь.
— Милый, милый, — напевала она, — это от него.
Гибкие пальчики надорвали конверт и на диван выпала крошечная записка.
Женя радостно улыбнулась.
— Котик, купи ты мне из соболя манто, — напевала она, пудря нос и крася губы.
Котик был рослый мужчина лет тридцати с безукоризненным пробором; он ходил в сером заграничном костюме, в ботинках джимми, в мягкой шляпе, и его всегда окружал еле уловимый аромат тонких духов, дорогих папирос и сытого комфорта. Связь была в меру поэтична и очень удобна.
Женя одевалась долго. Наконец она вышла, по привычке оглянувшись, и быстро пошла к трамвайной остановке. Человек в сером пальто, с лицом словно из фарфора и с длинными, точно приклеенными усами стоял у витрины магазинам искоса смотрел на подъезд квартиры Драницина. Когда Женя вышла, он криво улыбнулся и, лениво сунув руки в карманы, пошел в переулок.
Навстречу ему шли два оборвыша.
— Можно, — еле слышно уронил человек в сером пальто, проходя мимо.
— Идем, — толкнул оборванец своего товарища и, слегка пошатываясь, они вошли во двор дома, где жил Драницин.
Женя приехала в сквер. Маленькие часики показывали без пяти двенадцать. Наморщив носик, она осмотрела условленное место. Там никого не было.
— Противный, — прошептала она. — Так я же его помучаю.
Она решила погулять и прийти через двадцать минут, но и через двадцать минут Котика не было. На скамейке, обнявшись, сидела пара. Мужчина неприязненно взглянул на Женю.
То же повторилось через десять минут и еще через пять.
Когда разгневанная Женя в третий раз проходила мимо пары, мужчина злобно посмотрел ей вслед и до ее слуха донеслось:
— Ходят тут разные, посидеть не дают.
Через минуту Женя нервничала у телефона.
— Позовите мне Горецкого.
— Я у телефона.
— Так-то вы поступаете, что это за глупые шутки, — кричала она в трубку.
Голос в телефоне растерянно оправдывался.
— К чему эти идиотские записки, — истерически выкрикивала Женя.
— Какая записка?
— Ваша. Ваша!
— Ничего не понимаю.
Горецкий уверял, что это какое-то недоразумение, обещал сегодня же заехать.
Женя успокоилась, бегло взглянув на свое отражение в стекле телефонной будки, поправила шляпку и вышла на улицу. Вдруг ей стало не по себе. Какая-то смутная догадка и непонятная тревога защемили сердце. Она села в трамвай и поехала домой.
Вот и дом.
Взбежав по лестнице, Женя машинально дернула дверь и обмерла. Дверь была открыта и из прихожей выглянул милиционер в каске.
— Что вам надо? — пролепетала Женя.
— Проходите, проходите, Евгения Андреевна, — засуетился выбежавший из коридора сосед Сидор Трифонович, — не бойтесь. — Женя вошла.
— Всегда я говорил, душа моя, что квартиру нельзя оставлять без надзора, — взволнованно ораторствовал Сидор Трифонович. — И что вам стоит посидеть дома, пока Груша из отпуска приедет. Так нет. Что вы, как можно. И вот теперь полюбуйтесь. — Он широким жестом пригласил Женю на кухню. Ничего не понимая, она пошла за ним. Дверь черного хода была открыта настежь. Замок вместе с куском дерева был вырезан и вынут; цепочка снята.
— Хорошо, что я декадную сводку дома забыл. А директор требует и кипятится, ну я и поехал. Прихожу и слышу, знаете ли, какой-то подозрительный скрип на кухне. Я к двери. Слышу кто-то пробует американку открыть. Я как крикну: кто там — стрелять буду! И сразу же по лестнице топот. Открыл — и вот... — Сидор Трифонович театрально показал на дверь.