Одно невидимое движение — и бритоголовый оказался рядом, сильная рука приподняла подбородок. Зажмурила глаза, дрожащие на ресницах слезы покатились по щекам.
— Черт, полнейшее гадство! — послышался раздраженный голос.
Пальцы отпустили подбородок. Кажется, и второго своего любовника я разочаровала. Красивая, непригодная для секса оболочка. Надо было, наверное, попробовать притвориться? Охать, ахать, хоть как-нибудь пищать. Значит, совершенно профнепригодна... Слезы из глаз брызнули с новой силой. И план Б с треском провалился. И что теперь?! Темке умирать?! А как же шикарный попец?! В душе растекалось уныние… Я провалила экзамен впервые в жизни, девочке отличнице оказались не под силу премудрости секса. Из губ вырвался всхлип… Черт, Светик, ну и пусть непригодна, пусть бревно в постели, не смей плакать по этому поводу!
— Гадство, — с досадой повторил лысый амбал.
Чего он-то сокрушается? Может, мошонку себе молнией прищемил?..
Юрик больше ничего не сказал, привел свою одежду в порядок и вышел.
Присела попой на край стола и захохотала истерично. Видимо, моя карьера шлюхи закончилась, так и не начавшись… Трахнули и выбросят, не дав никаких денег. Заколотило в истерике, которая, словно по мановению волшебной палочки, прервалась, когда открылась входная дверь. Гордость выше порывов саможаления и самоуничижения. В комнату, цокая каблуками, вошла, даже, скорее, вплыла женщина-вамп — хозяйка этого элитного борделя, где мне не место, потому что я бревно, полное бревно в постели. А, значит, теперь мне опять надо придумывать, каким местом можно заработать двадцать гребаных миллионов рублей. Зло вытерла слезы со щек… Выпрямилась, готовая выслушать приговор.
— Светлана, вот типовой договор, который мы заключаем с работницами нашего агентства.
Изящная женская ручка протянула скрепленные листы бумаги. Напомаженные алым губы дружелюбно улыбнулась.
— Можешь посмотреть его дома и решить, подходит тебе такая работа или нет. Сообщи нам о своем решении, если да… Тогда, во-первых, нужно будет сдать несколько анализов, обследоваться у гинеколога, а во-вторых — снять портфолио.
Значит, меня все-таки берут, несмотря на мою деревянность в постели... Я, наверное, должна радоваться? Из губ вырвался нервный смешок. Во мне куча совершенно непонятных смешанных чувств… среди которых истеричное: «Но зачем они меня взяли?!» Не хочу я быть шлюхой! Зачем лишили меня оправдания — я сделала все, что могла.
— А это Юрий Николаевич тебе передал в качестве аванса лично от него, — хозяйка отдала мне конверт.
«Лично от него» было очень щедро, больше моей месячной зарплаты на основной работе, что непонятно, ведь ему, кажется, не понравилось…
— Здравствуй, Ирен. Выглядишь восхитительно.
На самом деле, комплимент был пустой, всего лишь дань вежливости. Женская красота хозяйки модельного агентства «Соблазн» уже давно не волновала вошедшего в кабинет мужчину.
— Здравствуй, Володя. Как поживаешь? — тепло улыбнулась ему брюнетка.
— О, спасибо, Ирен, твоими молитвами.
Только он называл ее так певуче и на иностранный манер, только его голос имел над ней необъяснимую власть вот уже почти двадцать пять долгих лет.
— Как дела с сыном? Удалось направить его на путь истинный?!
Мужские брови слегка нахмурились.
— Ох, не знаю, разбаловал я его немного… Но пока работает, во всяком случае, в офис приходит и даже начал, как будто, вникать в дела. Надеюсь, постепенно втянется. Впрочем, у него нет выхода, поскольку я заблокировал все карточки, кроме зарплатной, и не стал ему покупать новую машину взамен разбитой, сказал, пусть попробует сам на машину накопить. Ему стыдно ездить на общественном транспорте, приходится стараться. Зарплата ведь ему платится только от реального количества отработанных дней. Ну, а я стараюсь побольше его нагружать.
— Хитер ты, Владимир Константинович, — похвалила собеседника темноволосая женщина.
— Да какой там. Упустил я Кирилла немного, а сейчас пожинаю плоды. Но, надеюсь, еще не все потеряно, и наследник возьмется за ум.
— Володя, налить тебе кофе? — произнесла женщина и, ступая гибкой, грациозной кошечкой, двинулась к стоящей за небольшой перегородкой кофемашине.
— Не откажусь.
— Двойной эспрессо без сахара.
— Все-то ты, Ирен, помнишь?
— Мы ведь друг друга столько лет знаем, — в женском голосе послышалась легкая грустинка.
— Да уж… почти четверть века.
Если ратовать за точность, то двадцать четыре года и пять месяцев.
Женщина изящно подошла к мужчине, вальяжно откинувшемуся на мягком кожаном диване, наклонилась над кофейным столиком. В вырезе сатиновой свободной блузы показалась довольно подтянутая для ее возраста грудь, красиво обрамленная черным бельем.