Из-под его локтя выныривает Юлия: поняв, что чтобы сейчас вытянуть из Влада какую-то реакцию, придётся воспользоваться горячими щипцами, она оборачивается лицом к гостю и громко вопрошает:
— Это зачем же?
Неназываемый, оказавшись участником постановки, маленькой сценки, не удивляется: он вытягивает шею, чтобы видеть за плечом Юлии главного и единственного зрителя, говорит:
— Мне импонируют ваши идеи.
Влад затряс головой и спустил одну ногу со стула — будто бы там, внизу, был не пол, а тонкий лёд. О каких идеях они говорят? Тех, что разлагаются сейчас под крышечкой его головы?
— Огласка поможет напомнить всем этим уродам, для чего ты создавал эти вещи, — говорит Юлия, оборачиваясь к зрительскому ложу и выходя из роли. Представление закончено. Теперь всё по-серьёзному. Она хрустит рукавами пальто, душный запах духов и пота накрывает Влада с головой. — А какая огласка лучше такой?
— Какой?
— Лучше трупа в одном из этих твоих рогатых костюмов…
Неназываемый покашлял. Он потянулся к лицу, так, как если бы хотел поправить очки, но никаких очков там не было. Поэтому на полпути он останавливается, встряхивает рукавом и смотрит на часы на запястье.
— Не нужно так грубо. Зачем сразу… трупа? Знаете, какие это слово вызывает ассоциации? Тела. Да, тела. Я бы предпочёл тот выходной смокинг с бабочкой-мотыльком. Знаете, как-то солидней…
— Как будет угодно, — Юлия изучает свои ногти, а потом, прищурившись, ногти незнакомца. Если бы Влад сейчас мог хоть что-то считать, он бы посчитал, что господин Неназываемый следит за собой куда лучше, чем Юлия. Статус и власть в неброской коробке, по тиснению на которой каждый знающий человек поймёт, с чем имеет дело, а у всех остальных появится неприятный, трепетный осадок.
— Обговаривайте детали, — басит мужчина, — и сообщите мне, когда и где…
— Постойте-ка, — Влад наконец выходит из ступора, и заставляет тем самым Юлю и Неназываемого замереть — они, верно, не могли нарадоваться, что всё идёт так гладко. Надеялись, что Влад так и не сможет запустить четырёхтактный мотор собственных мозгов. Он ткнул в Неназываемого пальцем. — Вы что, собираетесь совершить самоубийство?
— Я же сказал, — с лёгким холодком говорит мужчина. Хотя Влад отчего-то был уверен, что причина холодка пришла извне. Внутри у толстяка просто-напросто всё замёрзло, когда Влад так невежливо использовал свой палец. — Суицид. Оружие пусть остаётся на моё усмотрение. Но забегая вперёд скажу, что у меня отличный именной кольт. Работает, как швейцарские часы, вообще не даёт осечек, и курок ходит так, знаете ли, плавно…
Влад медленно выбирался из своей скорлупы. Что поделать, если её раскололи мощным ударом сверху, придётся вытечь ещё разок на божий свет.
— Зачем вам это? — спрашивает он, глядя снизу вверх на незнакомца.
Тот постучал пальцем по столу.
— Позвольте мне не углубляться в причины. Всё, что вам нужно знать, я уже сказал.
— Вы говорили про мои идеи. А всё, что касается моих идей…
— Ну уж нет! — хмуро перебил Влада мужчина. — Это уже не ваши идеи — тут, возможно, отчасти моя вина, что я неправильно выразился — эти идеи вы уже спустили вниз. В общество. А всё, что покинуло, если можно так сказать, изначальную голову, спустилось вниз в том или ином удобоваримом виде — уже не принадлежит создателю. Создателю принадлежит только форма — одежда, устройства, книги… а что до сути, до информации — информация свободна. Осталось их только активировать, понимаете, вроде как кнопкой — вкл-выкл.
Влад не сдавался. В его голове сейчас говорили, перебивая друг друга, все его знакомые, чьи суждения так или иначе продвигали точку зрения Влада, катили это огромное колесо в гору или толкали его под горку. Савелий, Рустам, Виктор… Моррис, Эдгар. И никто из них не мог опровергнуть слова этого инфернального толстяка, дьявола в одежде из плоти. Идеи и правда не могут кому-либо принадлежать. Вот вещи — могут. И когда Влад умрёт, всё то, что он не придумал, не нарисовал, не сшил, останется в чужих головах, словно в сегментах огромной компьютерной сети.
— Так при чём тут вы?
— Я? — мужчина вздохнул, и рубашка выползла из-под ремня ещё на пару сантиметров. — Я же сказал. Кнопка эта не кнопка в привычном понимании, а вроде как событие. Этим событием и буду я.
Владу больше нечего сказать, и Неназываемый уходит. Тёмная квартира проталкивает его по своему пищеводу и выбрасывает в парадную. Слышно, как урчит в глубине здания лифт. Юлия возвращается, затворив за гостем дверь. Влад по-прежнему без движения, одна нога на полу, другую, обхватив руками, прижимает к себе — мерещится, будто конечностей у него невообразимо много, как у паука, и только думаешь об этом, как теряешься в невообразимом множестве возможностей: какой шевельнуть, какую поставить так, а какую этак.