Сав был человеком, в котором томная жажда покоя, будто кадр в диафильме, могла в любой момент смениться сумасшедшей активностью. На вечеринках он умудрялся быть сразу везде — и крутиться возле рисующего Влада, поминутно заглядывая под руку и норовя ткнуть в альбом грязными пальцами, чтобы спросить какую-нибудь глупость, и разливать на кухне напитки, и гонять тараканов, отнимая у гостей самолично розданные им тапки. После бесплодных попыток от него отвязаться, Влад устало решил, что иметь такого компаньона лучше, чем бегать от него и прятаться по углам и за самым дальним креслом в доме.
Во время одной из таких вечеринок Сав устроил грандиозное представление, презентовав Влада как художника.
— А ты можешь нарисовать меня? — робко вопрошала та самая девушка, на которой он порвал платье.
— Могу, — сказал Влад, и чуть смущённо, чуть с вызовом прибавил: — Если тебя не будет смущать овал вместо лица.
Лица владовых моделей зияли пустотой. Черты лица он рисовать не умел, да это было совершенно ни к чему. Согласно Владу, человеческое лицо, форма носа, губ, и так далее — совершенно бесполезная штука в организме. Гораздо больше ему говорят изгибы бёдер и, к примеру, форма коленных чашечек.
— Ты специализируешься на платьях?
Девушка вытянула в трубочку губы, разглядывая рисунки.
— Я портной. Работаю в театральной мастерской. Я люблю платья и костюмы, — терпеливо, как ребёнку, объяснил Влад.
— И много у тебя таких? — вмешался Сав, заглядывая в альбом Влада, который тот по недосмотру выпустил из рук.
— Чего?
— Картинок с тётеньками?
Влад вспомнил кипу листов у себя в каморке.
— Там ещё и дяди есть.
Между тем альбом под шелест страниц пошёл по рукам.
— Это всё твои идеи? Да ты настоящий модельер! — сказал кто-то.
Влад пожал плечами. Называйте как хотите. Слышал бы это папаня…
— Никогда бы не стала у такого одеваться! — с нескрываемым ужасом воскликнула какая-то дама.
Долистали, значит, до пальто, частично сшитого из кожи, содранной с головы лося.
В очень большой мере Сав стал для Влада проводником во внешний мир. Он единственный знал о подвале и регулярно заходил проведать приятеля. С собой он приносил стальной прут или увесистую деревяшку и колотил ими Владовых манекенов так, что иногда приходилось искать отлетевшие головы по закуткам казематов.
— Не могу я сюда соваться безоружным, — жаловался Савелий. — У тебя тут какой-то зомбилэнд, а не жилище.
Манекенов к тому времени насчитывалось четыре штуки, и Влад примеривался к пятому, который Виктор собирался принести ему в жертву, будто какой-нибудь богине плодородия. За это Влад работал как проклятый, оставляя наставнику в четыре раза больше времени для того, чтобы лежать в гамаке, курить свою странную длинную трубку и видеть в дыму абрикосового табака цветные картинки о своей древней родине. Если прошлые жизни существуют, в одной из них он совершенно точно был индейцем.
Вахтёрши не дремали, так что манекены приходилось вытаскивать через окно, чтобы под покровом ночи тащить домой. Один раз за Владом погнался милицейский патруль, а Влад, перекинув куклу через плечо, попытался скрыться во дворах. Когда его догнали, то долго пялились на покалеченный манекен. У него была свёрнута шея и не хватало одной руки. В одном месте пластик зиял дырой — словно у полого шоколадного зайца, от которого ребёнок откусил кусочек.
— Что ты убегал-то? — наконец, спросил сержант.
— А чего вы догоняли? — спросил раскрасневшийся после пробежки Влад.
Сержант похлопал глазами, рассмеялся и махнул рукой:
— Ладно, иди. Вряд ли ты его откуда-то украл.
Сав умудрялся быть абсолютно везде и, находя новое занятие, подключал его к уже имеющимся, словно виртуозный жонглёр. Вот он маркером разрисовывает манекенам лица, вот на переносной владовой плитке готовит омлет, вот завывает тихонечко возле выхода во внешний мир, и моргает фонариком, заставляя спускающихся по лестнице жильцов ускорять шаги. Вот снова бежит к омлету, крича во всю глотку, чтобы Влад «переключил на единичку».