— Поверишь или нет, — заметила Блейн, — но среди нас есть те, кто прочитал несколько.
— Как вам нравится ваша подгоревшая жареная мертвечина? — спросил Джереми ужинавшего за соседним столом юного банковского служащего, размышлявшего над размером годовой премии. Еще несколько минут назад он был весьма доволен своей судьбой, однако ужин по соседству с Джереми — это всегда приключение. Не так давно его попросили покинуть итальянский ресторан на Аппер-Уест-Сайд, после того как он, вскочив на свой стул, сказал речь об ужасах, которые влечет за собой поедание телятины.
— Джереми, — попросила Блейн, — не могли бы мы просто, знаешь, спокойно поесть и дать возможность сделать это другим? Мы обязательно должны устраивать сцены?
— Джереми в этих вопросах принципиален, — возразила Рейчел, которая претендовала на право первой предъявлять Джереми претензии и не собиралась уступать эту привилегию. — Мне не кажется, что в отстаивании своих позиций есть что-то предосудительное.
— Каково это, — обратился Джереми к Блейн, — когда агент читает тебе лекцию о принципах?
— Ха! Прекрасно! Именно потому, что я блюду твои интересы, именно потому, что я рву глотку издателям за твои авансы, чтобы в свободное время ты мог пописывать, именно поэтому я зовусь агентом!
Джереми потянулся, чтобы обнять ее.
— Все верно, издатели приходят и уходят, а агенты остаются навсегда, — заявил он.
После посрамления Блейн Рейчел немного успокоилась.
— У агентов тоже есть чувства, — заметила Тина, которая больше всего на свете хотела заиметь собственного агента.
Джеремиада
Появление гуляющего ротвейлера за окном передало инициативу в лапы Шена — больной для Джереми темы (переговоры вновь провалились).
— Я предложил им три тысячи, — проинформировал он нас.
— Боже, — вскрикнула Тина, — что же это за собака?
— Не спрашивай, — предупредила Рейчел.
— Пожалуйста, — поддакнула Блейн, обретя наконец момент истинной гармонии с агентом.
— Тост за «Замурованного», — подняла свой бокал Рейчел.
— Присоединяюсь! — поднял свой бокал и я.
— За книгу, которой я горжусь так, как ничем не гордилась за всю свою издательскую карьеру, — присоединилась Блейн.
— За книгу, которую «Киркус ревю» объявили «тяжелой и депрессивной», — поднял свой бокал Джереми.
— «Киркус» — это ерунда, — надменно объявила Блейн.
— «Ерунда» — именно так обозвали мой новый сборник в «Нью ингланд ревю».
— Они вовсе не так написали, да и вообще, кто о них слышал, — настаивала Рейчел.
— Кстати, мы только что были прорекламированы Бретом Эллисом, — заметила Блейн, — я как раз хотела сказать тебе об этом.
— Ну да, великолепно, все суицидальные бездельники помчатся тут же в «Барнс и Нобль», чтобы заправиться «Замурованным» и кофе с молоком.
— Еще ты забыл о замечаниях Остера и Тома Джонса, — настаивала Блейн.
— Если мне очень повезет, люди могут подумать, что речь идет о певце Томе Джонсе. А чертову Остеру пришлось работать на киношников, прежде чем его признали.
— Не списывай со счетов и не замуровывай пока обыкновенных читателей.
Жизнь: за и против
Обострение экзистенциального недомогания Джереми случилось внезапно.
— Зачем я опять вернулся на эту землю? Не понимаю.
Поклонник теории реинкарнаций, Джереми верил в спиральность своих возвращений на бренную землю.
— Я имею в виду, о чем я думал? Неужели в момент слабости я вспомнил, как приятно прикосновение теплой воды к коже, когда принимаешь душ? Так, что ли?
Я не мог перестать смеяться. Литературная компашка уставилась на меня.
С одной стороны Тина старалась убедить Джереми найти в этой жизни приятные стороны и относиться к ней проще:
— А не может ли быть так, что вам просто любопытно посмотреть, что будет дальше? Я имею в виду, что я вот просыпаюсь каждое утро или, там, каждый день — и это новый день в большом городе, и даже если у меня похмелье, я не могу дождаться того момента, когда выбегу за дверь, чтобы посмотреть, что там…
— А там наркоман-головорез.
— Нет, я имею в виду, что там может произойти.
— Может переехать машина, после чего вас ограбят и оставят умирать.
— Ну типа как сегодня вечером, у меня не было ни малейшего представления, что я встречу одного из самых любимых писателей…
— По-о-о-о-о-ожалуйста, — простонала Рейчел, поднимая свой мартини, пока я задумчиво рассматривал пустой стакан.