— «Суббота» звучит как «Париж в августе».
Нас прервал звонок по второй линии, и он бросил меня ради Блейн.
Но быстро перезвонил опять и проинформировал:
— Я как раз перечитываю «Прощай, Колумб».
— А-а-а… Бренда Патимкин… поцелуи под водой… диафрагма…
Как только я это произнес, почувствовал, как на меня обрушилась боль потери. «Диафрагма» — ужасное слово, немного неприличное. Летающие тарелки замелькали у меня в глазах. Я подумал, что впервые в жизни встретил человека, который читал этот роман Рота. Понятия не имею, к чему это. И не хочу иметь.
— Это так очевидно, — возмущался Джереми, — как будто электрическая лампочка зажглась у меня в голове.
Что-то это слишком клишированно, в случае Джереми это звучит как умышленный поджог. Но я по крайней мере рад, что он не выпил склянку успокоительного или не вскрыл вены в горячей ванне, после того как решил вдруг, что его талант недостаточен (по сравнению с титанами, родившимися под солнцем и немного путешествовавшими и проч.), для того чтобы продолжать потреблять космический кислород.
— Сэлинджер… — начал он загадочно. — Рот перенял у Сэлинджера подавление собственного еврейства. Дух еврейства витает вокруг беловоротничковых героев Сэлинджера, и Рот осветил еврейский вопрос совершенно недвусмысленно. Наблюдения за социумом, за классовым самосознанием, гиперреалистичное описание сцен ухаживания в среде послевоенной молодежи. И потом он пользуется правом, выданным Беллоу и Маламудом, которые явно заговорили о еврействе. Вуаля — «До свидания, Колумб»!
— Глассы были еврями, разве нет?
— Наполовину ирландцы, наполовину евреи, — значительно объяснил Джереми, — вероисповедание в случае Бэсси определяется по матери, а мать — ирландка. Так что нет. Может, Сэлинджер и пытался неосознанно подольститься к ирландцам, но Рот — я имею в виду «До свидания, Колумб» — гениален. И это пришло ниоткуда.
— Звучит утешительно. Как насчет того, чтобы выпить? Тонизирующий коктейль?
— Я иду к психоаналитику через полчаса.
— А, ну да, кельтский и иудейский подходы к горестям и печалям, ретроспективно.
— Мне понадобится куча лекарств, чтобы пережить издание этой чертовой книги.
— Кстати, пришли мне ее.
Кому: Бумагомарателю.
От кого: От Дженрод.
Тема: Жду тебя.
«Моя подружка Тина говорит, что я должна послать Вам свою фотку, чтоб Вы не думали, что я — страшилище. Я всегда говорю, что нельзя судить о книге по ее обложке, но, глядя правде в глаза, не будем убеждать себя, что Плейн Дженс является девушкой месяца. Я посылаю Вам свою паспортную карточку по обыкновенной почте. Вообще-то она демонстрирует больше, чем положено. Напишите мне! Жду, затаив дыхание!»
Превентивная мера
«Сегодня мы обедаем с Паллас. Естественно, мы пообещали ей сотню за ее время, плюс обед. Зачем мы это делаем? Может, пытаемся, в случае если это будет необходимо, привести в исполнение план «Жизнь после Филомены». Нам просто необходимо подтвердить нашу верность, с которой мы воевали до выхода из квартиры, вызывая в воображении тот сочный эпизод, когда Филомена вдруг преодолела свое отвращение к оральному сексу.
Дневная Паллас
Паллас опоздала на несколько минут. Ресторанные разговоры разом смолкли, а потом вдруг поднялся шелест коллективного шепота. Она обдуманно великолепна в белой футболке (ну конечно!) и простом голубом шелковом брючном костюме. Интересно, это игры моего воображения? Моего внутреннего знания о том, как выглядят ее формы без одежды, или это хорошо продуманное и созданное натяжение между ее природным изобилием и архитектурой пошитого костюма? И еще одно: может ли так быть, что она в принципе выглядит в одежде глупо? Я встал и помог ей сесть, задев ее руку, вдохнул агрессивный запах духов.
— Что хорошего слышал? — традиционно спрашивает она.
— Все меньше и меньше хорошего, Паллас. Я пребываю в состоянии эпистемологического регресса.
— А другие люди понимают хоть половину из той чуши, что ты говоришь? — Она даже не озаботилась размышлением, ей просто было любопытно, в то время как голова проводила ориентацию на местности.
— А где знаменитости? — спросила она (я ведь обещал ей парочку).
Окинув взглядом помещение, я засомневался, что главный редактор «Фаррар» и «Страус энд Джирокс» будет засчитан Паллас. Поэтому я решил перейти в наступление: