Решительный штурм
Главные преобразования, впрочем, начались в 1839 г. буквально сразу же после смерти Махмуда при его сыне и преемнике Абдул-Меджиде. Или, если выразиться точнее, эпоха реформ, известная нам сегодня под названием «танзимат», стала плодом усилий трех лиц: самого султана, его ближайшего сподвижника Мустафы Решид-паши и британского посла в Стамбуле Стретфорда Каннинга (впоследствии лорда Редклиффа).
Абдул-Меджид взошел на престол, как и наш Александр I, в весьма юном возрасте. Да, пожалуй, обликом, характером и намерениями этот султан также походил на российского императора начала XIX века. Он отличался мягкой манерой общения, изящной фигурой и приобрел славу «самого кроткого из султанов». Каннинг отмечал, что Абдул-Меджид имел «приятную внешность, трезвость суждений, четкое понимание долга, чувство собственного достоинства без горделивости и чувство человечности, крайне редкое, если вообще когда-либо проявлявшееся даже лучшими из его предков. Наклонности побуждали его к проведению реформ, основываясь на умеренных и либеральных принципах. У него не было достаточно энергии, чтобы давать начало мероприятиям такого рода, но он был рад санкционировать их и способствовать их внедрению».
Давал начало мероприятиям, по всей видимости, сам посол Каннинг, лучше всего представлявший себе, как устроен тот европейский мир, в который Османская империя пожелала наконец войти не только формально (выстраивая по западному образцу армию), но и реально.
Ну а главным мотором реформ стал Решид-паша. Родился он в семье мелкого служащего и сам начал деловую жизнь в качестве чиновника одной из правительственных канцелярий. Затем стал делать дипломатическую карьеру, которая и сыграла главную роль в становлении его мировоззрения. Решид был посланником в Париже, а затем послом в Лондоне. За границей он стал убежденным сторонником западных ценностей и затем, оказавшись министром иностранных дел империи, попытался начать соответствующие преобразования. Решид-паша подал султану докладную записку, где излагались меры, необходимые для улучшения положения дел в экономике. И еще в 1838 г. (при Махмуде) он возглавил совет, созданный для выработки реформ.
Турецкие преобразования в некотором смысле напоминали французские реформы наполеоновских времен, хотя содержали в себе восточную специфику. Главными в них стали гарантии неприкосновенности личности и собственности, наведение порядка в налогообложении (в частности, ликвидация системы откупов), недопустимость наказаний без суда. Причем свободы касались всего населения — как мусульманского, так и христианского.
Через два года после обнародования первого указа (в 1841 г.) Решидом был предложен торговый кодекс, скопированный с наполеоновского. Но он вызвал жесткое отторжение религиозных кругов. Ведь европейская деловая практика невозможна без использования банков, займов, векселей и всего, что связано с ссудными операциями. А в исламе осуществление ссудных операций жестко порицается. В итоге кодекс был отвергнут, а Решид ушел в отставку.
В 1846 г. он вернулся и, более того, стал великим визирем. Торговый кодекс начал действовать. Он, в частности, защищал права иностранцев, которые раньше не имели особых шансов на успех в имущественных спорах с коренным населением империи. Создание благоприятных условий для ведения бизнеса иностранцами имело огромное значение, поскольку коренной турецкий бизнес был слаб, безынициативен, а главное, сильно ограничен в своих действиях нормами шариата.
Торговый кодекс сыграл свою роль. Европейские предприниматели активнее стали делать бизнес в Османской империи, чему способствовала также и либерализация внешнеэкономических связей империи. Относительная свобода торговли эпохи танзимата стимулировала конкуренцию и знакомила местные деловые круги с зарубежными товарами и методами ведения бизнеса.
В чем страна совсем не преуспела, так это в финансовой сфере. Сначала Крымская война подорвала и без того непрочный бюджет, а затем уставший от реформ султан пустился во все тяжкие. Он построил новый роскошный дворец и вообще швырял деньги направо и налево. Под конец своей жизни монарх преуспевал в основном лишь в гаремных делах, производя на свет невероятно большое количество детей. Умер он в 1861 г. в возрасте 38 лет. А империя тем временем влезала в такие долги, из которых уже невозможно было выбраться.
В 1875 г. турецкое правительство объявило о дефолте. Естественно, после этого (а также после зверств, допущенных при подавлении восстания в Болгарии) интерес европейского бизнеса к Османской империи заметно упал. Многим, наверное, казалось тогда, что восточное общество нереформируемо и навеки обречено прозябать под властью жалких, туповатых правителей.
Генерал и президент
А через шесть лет после этого события в Салониках (ныне греческом, а тогда османском городе) родился Мустафа Кемаль. Возможно, уже то, что вырос он в европейской части империи, в городе, где турок было не больше десятой части населения (а доминировали греки и евреи), настроило будущего реформатора на вестернизаторский лад. Во всяком случае учился он в светской школе, довольно рано пристрастился к греческой анисовой водке и карьеру стал делать по армейской части, т.е. по той, которая худо-бедно под давлением обстоятельств вестернизировалась уже в XIX веке.
Впрочем, для солдафона он был довольно умным и начитанным. Изучал и Шарля Монтескье, и Джона Стюарта Милля. От ума, как обычно это бывает, явилось вдруг горе. Блестяще завершив учебу и приготовившись уже служить в генеральном штабе, он неожиданно оказался в тюремной камере за издание рукописной оппозиционной газеты. Газетенка эта никакого значения не имела, да и революционером юный Кемаль, естественно, не был. Но жизнь его это событие изменило круто, причем, возможно, именно оно во многом сформировало будущего лидера.
Освободившись, он оказался в Сирии, в глухом гарнизоне. А его товарищ по военной школе — некий Энвер — стал вскоре одним из лидеров младотурок и национальным героем. Кемалю пришлось догонять, и чувство несправедливой обиды, которую он испытал в молодости, во многом определило его характер.
Провинциальный гарнизон четко показал ему, в каком убогом состоянии находится армия. Кемаль стал все больше склоняться к необходимости социальных преобразований и принял участие в создании тайной организации. Однако на фоне ярких лидеров младотурок он тогда совершенно не смотрелся. Выйти в вожди не удалось. В итоге неудачи заставили Кемаля приналечь на водочку. Оставшийся на вторых роля и лишенный возможности действовать, он постепенно становился скептиком и мизантропом.
Он медленно продвигался по службе. Попробовал даже дипломатической работы, став на некоторое время военным атташе в Софии. И пил, пил, пил… Возможно, не только с тоски, но еще и потому, что тем самым выражалось его отношение к непьющему исламскому миру, который давно пора было преобразовывать. На его счастье младотурки во главе с Энвером не смогли по-настоящему реформировать страну. В ход должен был пойти второй эшелон лидеров. И вот здесь-то удача наконец повернулась к Кемалю лицом.
В годы Первой мировой войны он оказался на одном из самых трудных участков обороны — на Галлиполийском полуострове, через который англичане пытались выйти на Стамбул. Каким-то чудом Кемаль сумел остановить бегущих солдат и сдержать наступление противника. Из командира полка он тут же превратился командира дивизии. Постепенно генерал Кемаль оказался одним из самых видных военачальников Османской империи. И к счастью для него, именно в этот момент старая прогнившая держава пала.
Теперь Кемаль имел чрезвычайно удобные позиции для штурма государственных высот. С одной стороны, он не нес личной ответственности за провал младотурок. А с другой — являлся одной из самых заметных армейских фигур. Именно ему поручили усмирять тех, кто не готов был спокойно принять оккупацию страны, вызванную ее поражением в мировой войне. Кемаль взялся было за усмирение и вдруг… оказался лидером национальных сил, противопоставляющих себя как продвигавшимся по территории Турции греческим войскам, так и властям Османской империи, засевшим в Стамбуле. Его собственной столицей стала маленькая провинциальная Анкара.