Способности молодого человека впечатляют. «У него один из самых острых и ясных умов среди всех, мне известных. Я полагал, будто знаю, как устроена жизнь, но редко после бесед с ним уходил без ощущения: в моих взглядах что-то не так». Это отзыв далеко не последнего в мировой интеллектуальной иерархии человека — Бертрана Рассела.
В 1908 г. Кейнс возвращается в Кембридж по приглашению своего учителя Альфреда Маршалла, который в тот момент, наверное, мог считаться первым экономистом мира. Впереди — профессура. Все как у Маршалла, как у отца. Налицо типичная для консервативной страны карьера. Подобные этапы большого пути проходили юные англичане и за сто лет до Кейнса. Однако XX век внезапно внес свои коррективы.
Во-первых, именно тогда в Англии правительство впервые начинает активно вторгаться в экономическую жизнь. Социальная реформа Ллойд Джорджа стала шагом к будущему государству всеобщего благоденствия. Мейнард—убежденный фритредер — принадлежал к первому поколению англичан, для которых традиционная либеральная политика с младых ногтей в определенном смысле оказалась поставлена под сомнение. Спустя четверть века после реформы, свидетелем которой он стал, Кейнс дал теоретическое обоснование государственного интервенционизма.
Во-вторых, в начале XX века менялась и моральная атмосфера старой доброй Англии. Кончина королевы Виктории подвела черту под пуританской традицией викторианской эпохи. На сцене появлялись новые типажи. Милые, ироничные, старомодные герои Джона Голсуорси постепенно уступали место нервным, беспокойным и постоянно вертящимся в «Шутовском хороводе» героям молодого Олдоса Хаксли.
Жизнь требовала новых ощущений. Дух эпохи максимально воплотился в фигуре Жана Кокто, но и в Лондоне были герои той же волны. Концентрировались они в блумсберийской группе, получившей название от лондонского района Bloomsbury.
Это было сообщество выпускников Кембриджа — эстетов, гедонистов, пацифистов, гомосексуалистов… Группа насчитывала около 20 человек. Самым известным среди этих мужчин, как ни странно, в итоге оказалась женщина — Вирджиния Вульф, Кембриджа, кстати, не кончавшая.
Кейнс был своим в данном кругу, но душой блумсберийцев стал сын боевого генерала Литтон Стрейчи. «Что бы Вы сделали, — поинтересовался председатель трибунала, рассматривавшего вопрос об уклонении Стрейчи от армии в 1916 г., — если бы увидели, как германский солдат пытается изнасиловать Вашу сестру?». Краткий ответ блестяще увязал два основных увлечения блумсберийцев. «Я постарался бы встать между ними», — сказал генеральский сынок к восторгу публики.
О бисексуальной природе самого Кейнса долгое время не принято было говорить, хотя гомосексуальный этап его жизни составлял около 20 лет, и за это время он имел несколько серьезных романов с мужчинами, не считая целого ряда случайных связей. В его первой биографии, написанной Роем Харродом вскоре после кончины Кейнса, эта сторона жизни вообще оказалась выпущена. Великий человек по моральным нормам 40-х гг. не мог отличаться подобным «пороком». Но для самого Мейнарда гомосексуализм в юности был не пороком, а, напротив, своеобразным знаком избранности и даже этической позицией.
Еще на первом курсе он был принят в число «апостолов». Лучшие умы Кембриджа уединялись в узком кругу для бесед о высоком. Это был даже не элитарный клуб, а скорее семья, мужское братство, очень похожее на то, которое чуть позже определило жизнь юного оксфордского студента — Джона Рональда Толкина.
Женщина в мужском братстве считалась существом ущербным и в физическом, и в интеллектуальном плане.
Любовь юношей должна была сцементировать их духовное родство, хотя реальная жизнь вносила в эту теорию свои коррективы. Кейнс чуть не поссорился на всю жизнь со Стрейчи, когда они оба оказались покорены красотой одного и того же юного «апостола».
Вплоть до 1909 г. Кейнс был практически полностью закрыт для внешней жизни. Философия, эстетика значили для «апостолов» несравненно больше, нежели экономика и госслужба. А протестантская идея морального долга не значила для них ничего.
На континенте в ту пору умы европейцев будоражил дух Ницше. На острове же пересмотр ценностей проходил с британской спецификой. Теоретической основой воззрений «апостолов» и блумсберийцев стал труд кембриджского философа, «апостола» Джорджа Мура «Principia Ethica». Именно этот труд, а не «Principles of Economics» Маршалла и не «Principia Mathematica» Рассела стал главной книгой в жизни Кейнса. В нем говорилось об ограниченности наших знаний и невозможности априори определить, что является долгом. А потому Мур предлагал в каждом конкретном случае непосредственно оценивать этичность того или иного поступка.
Кейнс никогда не отвергал Мура, но, пережив десятилетия хаоса, рожденного кризисом 1914 г., он нашел и обратную сторону того, что моральные принципы в его философии подменялись интуитивным пониманием добра. В «Principia Ethica» игнорировалась хрупкость цивилизации, рожденной узкой элитой общества и поддерживающейся лишь соблюдением твердых норм и договорных отношений.
Война и мир со всеми последствиями
Разрушение системы философских и этических ценностей, на которых стояла викторианская Англия, должно было рано или поздно породить кардинальный пересмотр фундаментальных экономических воззрений. Экономика для Кейнса была одной из сторон этики, а потому в его мире человек никак не мог влачить убогое существование, пусть даже оправдываемое религиозной доктриной. От властей требовалось обеспечение полной занятости, и Кейнс создал теорию, лежащую в основе государственного вмешательства. Но это все было позже…
Начал Кейнс с другого. По окончании университета он мог остаться на научной работе. Госслужба страшила юного мыслителя, но жизнь в «кембриджской глуши» казалась столь же ужасной. «Только сумасшедший может быть экономистом в Кембридже», — писал ему Стрейчи. Он предложил перебираться в Лондон и снять домик на двоих. Это все и решило. Кейнс взялся за управление Индией, на которую ему было тогда глубоко наплевать.
Впрочем, служба на Уайтхолле была «не пыльная»: рабочий день с одиннадцати до пяти, включая часовой ланч, двухмесячный отпуск, банковские каникулы and Derby Day, of course. Тем не менее от всей этой лафы Кейнс сбежал в Кембридж.
Постепенно наука его затянула, и работоспособность глядящего на практический мир свысока «апостола» превзошла все границы. А то, что он одновременно и принадлежал к традиционной британской системе, и находился за ее рамками, породило первый крупный и весьма эксцентричный выход в политику.
Во время мировой войны Кейнс работал в британском казначействе (этот акт исполнения долга, кстати, вызвал резкое отторжение блумсберийцев) и как его представитель участвовал в Версальской мирной конференции. Однако когда только стало ясно, какой груз репараций желают Клемансо, Ллойд Джордж и Вильсон навалить на побежденных, Кейнс хлопнул дверью и разразился своим первым «бестселлером» — книгой «Экономические последствия мира», в которой показал весь масштаб безумия, выраженного в хозяйственном и социальном унижении немцев.
Эта книга, бесспорно, отражала этический выбор представителя нового поколения. Британским джентльменам от политики было недвусмысленно указано на неджентльменский характер расправы с побежденным. Но главным, конечно, было не это. Кейнс чисто экономическими методами обосновал то, что от бремени репараций в конечном счете проиграют сами победители, поскольку деградация центральной Европы приведет к развалу всех мирохозяйственных связей.
Прогноз блестяще подтвердился. И Великая депрессия, и национал-социализм, и Вторая мировая война в значительной степени стали «экономическим последствием мира». Более того, если учесть, что в качестве альтернативного плана решения хозяйственных проблем Европы Кейнс предлагал формирование крупной кредитной программы, основанной на американских деньгах, а также создание торгового союза, охватывающего страны — наследники рухнувших империй (германской, австрийской, турецкой, русской), то значение его труда неизмеримо повышается.