— Да, оружие вполне могло действовать на нервы другим вашим гостям, — заметил Таррант, когда двери лифта отворились. Сначала вошла Модести, за ней двое мужчин.
— Мы договорились, что винтовки остаются у личной охраны его высочества, — говорил мистер Манетта. — Разумеется, незаряженные. Мы напомнили, что у охраны ее величества в Букингемском дворце нет боевых патронов.
— Неужели это так? — удивленно осведомился Таррант.
— Мы не связывались по этому вопросу с Букингемским Дворцом, — отозвался мистер Манетта.
— А как насчет пищи? — с улыбкой спросила Модести. — Были ли моменты ажиотажа в связи с меню?
— Признаться, у нас возникли вопросы по поводу парной козлятины, мисс Блейз. Но если не считать этого…
— Козлятина! — воскликнул Таррант. — Неужели Жак Виньи был вынужден готовить козлятину?!
— Шеф-повар меньшего калибра, возможно, и начал бы возражать, — как ни в чем не бывало изрек мистер Манетта, и в этот момент двери лифта открылись. Выйдя вслед за Модести и Таррантом, он двинулся по широкому коридору первым, показывая дорогу. — Но наш мсье Виньи — подлинный художник, и он, как, впрочем, и ожидалось, не ударил в грязь лицом. Его рагу из козлятины имело огромный успех.
— Рад это слышать, — сказал Таррант. — Хотелось бы, чтобы его высочество получил удовольствие от пребывания в нашей стране.
— В этом можете не сомневаться, мистер Таррант. Он даже пригласил мсье Виньи к себе в Малорак. Шла речь о сооружении роскошного дворца с великолепными кухнями…
Таррант на мгновение прикрыл глаза:
— И что же мсье Виньи? — тревожно спросил он.
— Мсье Виньи был исполнен благодарности, но все же был вынужден отклонить лестное предложение.
Таррант вытер лоб платком и пылко произнес:
— Пожалуйста, передайте мсье Виньи мои самые искренние поздравления.
Двери, соединявшие апартаменты, выходившие на сторону парка, были открыты, чтобы разместить там всю свиту. У центральных дверей стояла охрана — двое высоких вооруженных арабов. Их бурнусы блистали новизной, но лица поросли щетиной, а закинутые на плечо винтовки были покрыты патиной от долгого использования. Один страж был вооружен укороченной моделью «ли-энфилд», второй — французской винтовкой «лебедь».
— Его высочество ждет вас, — сказал один из арабов и распахнул двери. Таррант заметил, что страж и Модести обменялись взглядами, в которых сквозила теплота, сдерживаемая из соображений этикета. Это его насторожило, но теперь решительно некогда было размышлять об этом.
— Я вас оставляю, — сказал мистер Манетта и отвесил учтивейший поклон.
Большая гостиная была выдержана в стиле Луи XVI, впрочем, характерном для всего отеля. В комнате находилось человек десять арабов, один-два сидели в креслах, остальные расположились на корточках на полу. И снова Тарранта поразил контраст между новехонькими яркими нарядами и темными, выдубленными ветрами пустыни лицами.
На полу, устланном белым ковром, были раскиданы подушки. На ковре стояли красивые чаши и бутылки, а также корзинки с хлебом и фруктами и тарелки с сыром. Посередине высилась большая жаровня, на которой дымился объемистый глиняный горшок. В нем бурлило какое-то варево.
Все арабы поднялись на ноги, в том числе и шейх Абу-Тахир, в белом бурнусе и красной с золотом головной повязкой, сидевший в кресле в самом углу этой скатерти-ковра. Правитель Малорака был человеком лет пятидесяти, среднего роста, с седоватой бородкой, больше напоминавшей отросшую щетину. Лицо — морщинистое, с маленькими проницательными глазками. «Бандит пустыни, живший в палатке», — сказал сэр Персиваль Торнтон, и Тарранту было трудно что-либо против этого возразить.
— Ваше высочество, — сказал Таррант. — Разрешите мне представить вам мисс Модести Блейз.
Глазки Абу-Тахира впились в Модести Блейз. Он коснулся рукой сначала лба, затем сердца.
— Salam alekum, sayide.
Рука Модести повторила тот же жест.
— Neharkum sa’id we mubark.
— Awhashtena.
Это выражение Тарранту было известно: «Вы сделали нас одинокими». Очередная загадка.
— Allah me yuhishek! — сказала Модести.
Обмен приветствиями закончился. Затем Абу-Тахир сделал шаг вперед, широко раскинув руки, и стиснул в своих объятьях гостью.
— Модести! — радостно закричал он. Модести в свою очередь обняла его, а один из людей шейха крикнул:
— Fatet el sayide!
Абу-Тахир обернулся, не выпуская Модести из объятий.
— Да, — произнес он. — Это Принцесса. И она опять с нами. — Арабы окружили ее, весело гомоня и радостно улыбаясь.
Абу-Тахир поднял руку, призывая всех замолчать, и посмотрел на Тарранта.
— Я в горе, — сказал он, — что мои люди плохо говорят по-английски. Я же говорю много слов по-английски и хочу сказать, что я горюю, потому как они плохо приветствовали вас, сэр Таррант. Но они просто счастливы снова видеть нашу дорогую Принцессу. Прошу, присаживайтесь.
Взяв Модести за руку, он беззлобно отпихнул двоих арабов, ногой подтолкнул подушки к креслу, опустился на него и усадил Модести справа от себя. Она, расправив юбку над коленями, ловко расположилась на подушке, подтянув под себя ноги.
Таррант вздохнул и опустился на подушку слева от шейха. Тот же хлопнул в ладоши и начал отдавать распоряжения.
— Не надо так задирать колени, — шепнула Модести Тарранту, когда вокруг поднялась суета. — Скрестите ноги, колени в стороны. Расслабьтесь. Как его высочество.
— Благодарю, — отозвался Таррант, неловко двигая своими конечностями. — Очень жаль, что тут нет Фрейзера. Это сильно обогатило бы его мимику. Он был бы в восторге. Короче, когда Перси Торнтон выразил мнение, что вы, скорее всего, даже не слышали о таком эмирате, как Малорак… — Он укоризненно покачал головой. — По-моему, вы все-таки могли бы мне сказать, милая Модести…
Тем временем из большого горшка начали раскладывать рагу. Большую чашу поставили перед Абу-Тахиром и его гостями. Шейх жестом пригласил приступать к трапезе.
— Правой рукой, — тихо сказала Тарранту Модести, придвигаясь к чаше. — Тремя пальцами — в том числе и большим. И пока никаких разговоров о деле.
Таррант поглядел, как действует она сама, потом со вздохом засучил манжет и сунул три пальца в чашу, выудил кусок мяса и, стряхнув лишнюю подливу, отправил в рот. Оказалось, что мясо на удивление вкусное.
По мере того, как продолжался ланч, Таррант поймал себя на том, что ему все больше и больше нравится Абу-Тахир. Этот человек, что и говорить, не обладал аристократическим лоском, но в нем была природная учтивость. И хотя ему явно очень хотелось поговорить с Модести, он тем не менее в основном обращался к Тарранту на медленном, изрядно ломаном английском.
С достоинством он осведомился о здравии тех членов королевской фамилии, которых мог припомнить, после чего справился относительно всех представителей британского общества, имена которых запомнил за многие годы. Таррант испытал несколько сложных мгновений, когда его собеседник поинтересовался, как поживает лорд Джордж, но затем его осенила, как выяснилось, верная догадка, что речь идет о покойном Ллойд Джордже. Опять же Таррант сумел порадовать собеседника, сообщив ему, что футболист Станели Матьюс находится в отменном здравии.
— А как поживает эта дама. Мой Вес. Я видел ее в кино, когда мы посетили Багдад. Очень красивая. Очень прекрасная дама, очень большая грудь. Надеюсь, она жива-здорова?
Таррант беспомощно покосился на Модести. Она вела весьма оживленную беседу с арабами, сидевшими вокруг белой скатерти. По взрывам смеха ее собеседников Таррант сделал вывод, что в репликах Модести было предостаточно соли и перца. Но она явно следила за разговором шейха с Таррантом, поэтому, не оборачиваясь, сказала: «Мей Вест»[6] и похлопала себя по груди.
— Ну, разумеется, ваше высочество, — сказал с облегчением Таррант. — Я, правда, не могу говорить с абсолютной уверенностью, поскольку эта дама — американка, но все-таки мне кажется, что дела у нее идут хорошо.