— Мне придется, по крайней мере, неделю обходиться без обеда, чтобы скомпенсировать все это, — вздохнула она за кофе и десертом.
— Но для этого праздника есть причина, Хелен. Очень важная для меня. И надеюсь, что и для вас тоже.
— Но, Бен, это уже праздник! Только подумайте, я наконец написала материал, который будет напечатан в самом популярном журнале мод в стране. Я не могу поверить, что это все происходит со мной, с Хелен Максвелл из Элирии. Это просто невозможно, Бен.
— Происходит, и еще много хорошего произойдет с вами и, я надеюсь, с нами обоими.
Снова Бен говорил «с нами». Хелен пристально смотрела на него, полураскрыв губы. Они сидели в полумраке, внизу простиралась разноцветная фантасмагория городских огней, слышала еле различимый гул голосов посетителей ресторана.
— Можно мне задать вам очень личный вопрос, Хелен?
Она кивнула, слишком переполненная радостью, чтобы говорить, но ее губы сложились в дрожащее «да», которое она жаждала произнести.
— Вы помолвлены с кем-нибудь? Любите ли вы кого-нибудь, Хелен?
— О да, Бен! — выдохнула она. — То есть нет. Я… Я хочу сказать, я не помолвлена. — И она поднесла руку ко рту в ужасе от собственной дерзости, так как практически призналась, что любит.
— Я рад, что вы не помолвлены, Хелен, дорогая. Потому что я хочу, чтобы вы были помолвлены со мной.
— О Бен! — Теперь ее глаза затуманились.
— Я люблю вас, Хелен. Я никогда не встречал такой девушки и я не хочу вас терять. Мне просто повезло, что никто другой пока не нашел вас.
— Бен… Бен, вы действительно говорите серьезно?
— Я никогда еще не говорил так серьезно, Хелен. Конечно, может быть, я слишком самонадеян, считая, что немного нравлюсь вам…
— Вы самонадеянны? О нет, Бен, нет! Вы… Вы мне нравитесь больше, чем немного. Видите ли, я… я тоже люблю вас!
Он потянулся через стол и взял ее руку в свои:
— Это гораздо больше, чем я заслуживаю, Хелен. Но я должен сказать вам… тебе кое-что еще.
— Да, Бен?
— Я бы хотел прокричать о своей любви во весь голос над крышами Нью-Йорка. Хотел бы подарить тебе самое дорогое обручальное кольцо. Но я не могу, не сейчас… Я… мы не должны говорить об этом на работе. Хотя бы из-за… ну… — Бен опустил глаза, покраснел. — Ты же знаешь Мэвис. Она еще больше обозлится, если узнает, что мы значим друг для друга. С нею и так нелегко.
— Я не возражаю, Бен, правда. Я буду вести себя как раньше и добросовестно делать свою работу.
— Я знаю, дорогая. У Мэвис просто такой характер. Она расцветает в такой атмосфере, где все ей подчиняются. Она хочет прокладывать свою дорогу, но у нее знаменитая мать, затенявшая ее много лет, и Мэвис еще не преодолела этого.
— Я понимаю, Бен. Я не буду перечить ей, и… я никому ни слова не скажу, если ты не хочешь.
— Ты просто ангел, Хелен! Теперь пойдем. Я отвезу тебя домой, мне так хочется поцеловать тебя.
Пока такси ждало, Бен Харви ввел Хелен в затемненный вестибюль ее дома и нежно привлек к себе. Она подняла к нему лицо, словно все происходящее с ней сейчас было самым естественным в мире, но звездное сияние ее глаз выдавало изумление и радость, овладевшие ею. Поцелуй Бена был очень нежным. И Хелен, вспомнив, как часто видела его суровым, неразговорчивым, с угрюмым взглядом и сосредоточенно нахмуренным лбом, была удивлена этой нежностью.
— Спокойной ночи, дорогая. — Бен поцеловал ее в лоб, затем в глаза. — Мне будет очень трудно теперь разговаривать с тобой как начальнику с подчиненной и не сметь проявить все то, что я чувствую к тебе.
— И мне будет трудно, Бен, дорогой. Но я буду работать еще усерднее, чем прежде, чтобы ты мог гордиться мной.
— Я уже горжусь тобой и очень тронут, что ты то же самое чувствуешь ко мне. Я постараюсь не разочаровать тебя, дорогая. А пока спокойной ночи.
И теперь Хелен стояла одна в пустынном вестибюле, ее пальцы касались рта, как бы желая сохранить сладкий момент поцелуя. Она услышала, как отъезжает такси, нащупала ключ в сумочке. Теперь все будет так чудесно. У нее есть все, о чем только может мечтать любая девушка: любимая работа, которая у нее получается, несмотря на то, что думают другие; и мужчина, которого она любит и который любит ее.