В 1856 году учреждено звание поставщика императорского и великокняжеских дворов. В их число попадали производители ювелирных изделий, предметов роскоши, мебели, одежды и обуви, парфюмерии и косметики, продуктов питания. Для ремесленника или фабриканта получить такое престижное звание было большой удачей. Поставщики императорского двора изготавливали необходимые вещи и для повседневности и для торжественных случаев в жизни монарших особ. К ним поступали ответственные заказы при подготовке коронационных торжеств и приданого великих княжон.
В рапорте шталмейстера двора великого князя Михаила Николаевича действительного статского советника Грота от 26 апреля 1866 года говорится: «За отличное исполнение заказов государыни великой княгини Ольги Федоровны имеющими в Санкт-Петербурге магазины французскими подданными модисткою Мошера и башмачных дел мастером Брюно, ея императорское высочество соизволила изъявить свое согласие на пожалование им права именоваться первой – поставщицею, а второму – мастером ея высочества и украсить магазины их вензелевым изображением государыни великой княгини»94. Согласие великой княгини еще требовало «высочайшего» утверждения, впрочем, и оно было получено. Кроме того, «в декабре 1865 г. государь император изволил разрешить башмачному мастеру Якову Брюно именоваться башмачным мастером государыни великой княжны Марии Александровны, с правом иметь на вывеске сего заведения вензелевое изображение имени ея императорского высочества»95.
Но на этом амбициозный ремесленник не остановился, а задался целью добавить на свою вывеску вензель цесаревны Марии Федоровны, жены будущего
Александра III. Секретарь цесаревны рапортовал министру императорского двора 4 ноября 1869 года: «Корсетница Гюссон и башмачник Брюно обратились к государыне великой княгине цесаревне с прошениями о дозволении им именоваться поставщиками ея императорского высочества и иметь на вывесках изображение имени ея высочества.
Государыня цесаревна, имея в виду, что подобная милость, на основании принятого правила, оказывается только тем лицам, которые поставляли свои изделия ко двору не менее 8 лет, а потому не принимая на себя ходатайства по означенным просьбам, повелеть мне изволила довести об оных до сведения вашего сиятельства и присовокупить, что ея высочество с своей стороны соизволяет на эти просьбы во внимание к вполне добросовестному исполнению заказов делаемых со времени прибытия ея высочества в Россию как корсетницы Гюссон96, так и башмачнику Брюно, из коих первая имеет уже счастье именоваться поставщицею ея императорского величества, а второй – поставщиком государыни великой княжны Марии Александровны и государынь великих княгинь Александры Иосифовны, Ольги Федоровны и Елены Павловны»97.
Брюно проживали в России и в конце столетия. В делах Иностранного отделения канцелярии московского генерал-губернатора сохранилась выписка, согласно которой бельгийский подданный Александр Федорович Брюно католического вероисповедания и законная его жена Екатерина Михайловна Брюно православного вероисповедания имели сыновей Владимира 1882 г. р., Николая 1883 г. р., Сергея 1884 г. р. и Михаила 1886 г. р. Восприемницей младенцев значится бельгийская подданная Анна Андреевна Брюно98. У петербуржцев в конце столетия пользовался известностью шляпный магазин Л. Брюно на Невском проспекте99. В те же годы в Казани существовали библиотека и магазин музыкальных инструментов и нот И.Ф. Брюно100.
Качественные дамские башмаки изготавливали в мастерских Даниила и Александра Зарманов (Царманов)101. В газете 1835 года читаем: «Дамский башмачник, мастер Даниил Зарман, недавно приехавший из Лондона, где он работал всякаго рода дамскую обувь новейшаго фасона для знатных особ, равно как в Париже и Берлине и здесь имевший магазин свой на Кузнецком мосту в доме Черткова, ныне производит мастерство свое в Газетном переулке в доме купца Живаго, где у него находится довольное количество означенной работы в готовности, также и на заказ делаются башмаки из золотой кожи»102. В 1837 году Даниилу Царману дозволено иметь на вывеске надпись «Башмачный мастер ея императорского высочества великой княжны Марии Николаевны»103. В 1840 году у московского мещанина Даниила Зармана, работавшего в доме Евдокимова, служило 4 работника и 11 учеников104. По ведомости 1846 года, в доме купца Алексеева Тверской части «рижский гражд[анин] Александр Зарман» занимался сапожным и башмачным ремеслом с 7 работниками и 9 учениками105. По этому же адресу «московский] мещанин и временно московский 3 гил[ьдии] куп[ец] Леопольд Зарман» руководил портным мастерством, имея в подчинении 16 работников и 8 учеников106. По крайней мере, пара дамских полусапожек, выполненных в мастерской кого-то из Зарманов, сохранилась в фондах Государственного исторического музея. В середине 1870-х годов в Первопрестольной проживали три купца 2-й гильдии с той же фамилией – мужской портной Николай Зарман работал в доме Солодовникова Мясницкой части, там же жил и имел мастерскую мужской портной 23-летний Константин Леопольдович Зарман.
Высочайшее дозволение Царману иметь на вывеске надпись «Башмачный мастер великой княжны Марии Николаевны». 1837 г.
Леопольд Александрович Зарман 57 лет жил и возглавлял заведение по производству мужской одежды в доме Иосифовского подворья на Ильинке107.
Помимо портных, модисток, корсетников, перчаточников, белошвеек, обувщиков и парикмахеров в индустрии моды работало множество других ремесленников. В XIX веке дамы любили украшения из волос. И в Москве проживала мастерица, «производящая разное волосяное рукоделье», а именно: серьги, браслеты, кольца, кресты, цепочки для медальонов и другие изделия «по востребованию». По желанию заказчика вещица помещалась в золотую оправу. Мастерица не оставила нам своего имени, мы только знаем, что она приглашала своих потенциальных заказчиков на Тверскую улицу в дом Демидова, на углу Газетного переулка108. Дамские наряды и прически требовали разнообразных украшений, например перьев или искусственных цветов. Изготовлением и размещением таких композиций занимались в специализированных мастерских. Искусность этих мастериц ценилась не меньше таланта ловкой закройщицы, ведь аляповатая аппликация портила самое изящное изделие. В журналах писали: «По наколке пера можно судить о вкусе той, которая носит шляпку, и той, которая его накалывала»109.
Искусственные цветы обильно украшали платья, головные уборы, прически и даже шубы дам. Участница губернского дворянского бала «Людмилочка, беленькая, нежная блондинка, с голубыми глазами, была в белом tulle d’illusion платье, подхваченном букетами из незабудок; гирлянда из тех же цветов была приколота на ея пышно взбитые локоны»110. Дочь вице-президента Академии художеств Марию Федоровну Толстую впервые вывезли в петербургское Дворянское собрание в похожем наряде – «платье из тюль-иллюзион на белом атласном чехле с букетами бело-розовых яблочных цветов, – просто, молодо и мило»111.
Покрой платьев и формы шляп менялись не так быстро, и вся новизна туалета определялась отделкой. Каждую неделю приходили известия о новых цветочных композициях. В марте 1831 года «Северная пчела» рекомендовала читательницам «шелковые шляпки лимонного или соломенного цвета с букетом фиалок, который утверждается напереди шляпки на верху, как помпон на кивере»112. Об изощренности подобных украшений можно судить по следующему сообщению: «В цветочных магазинах делают розы, на которых видно несколько капель росы… они при свечах блестят, как алмазы. Эти розы в большой моде»113. Помимо цветов имитировали различную растительность, например, «на многих шляпках видны букеты из дубовых листьев с желудями»114. Цветочницы «ваяли» веточки акации, ивовые, сиреневые и каштановые ветки, виноградные гроздья с зеленью и без зелени, камыш, плоды олив, слив, черешен, золотые и серебряные колосья.