— Думаю, у нас был хороший день, — говорит он, пока мы едем в такси к отелю Costes. — Все были очень позитивно настроены.
— Никто и никогда в мире высокой моды не показывает своего истинного отношения, — зеваю я. — Едва ли кто- нибудь придет, сядет, выпьет шампанского и скажет, что вся наша коллекция — полное дерьмо.
— Нет, я думаю, им действительно понравилось, — настаивает Александр.
— Возможно.
— Увидишь, — говорит он. — Может быть, трудно назвать ее коллекцией на все времена, но покупателям она по вкусу.
Вестибюль отеля Costes забит битком. В течение всей Недели высокой моды здесь общее место встречи — и это заметно. Повсюду кучками стоят манекенщицы. У каждой из них в одной руке выпивка, в другой — сигарета. Гвалт просто невообразимый, самое настоящее смешение языков, которое ничуть не уступает такому же в вестибюле штаб- квартиры ООН.
Мы с Александром останавливаемся у входа, безнадежно озираемся в поисках Лидии и чувствуем себя круглыми идиотами. Очень неприятно выглядеть так в этой буйной толпе. Я жалею, что не надела темные очки. Замечаю парочку девиц определенного типа, которые пронзительно перекрикиваются через стол. Меньше всего мне хочется, чтобы они меня заметили.
— Видишь Лидию? — спрашиваю я.
— Нет. Черт. А ты?
— Нет, — бормочу я сквозь зубы. — Нигде нет свободного местечка?
— Нигде. И ты не видишь?
— Нет.
— Хреново.
— Точно.
— И сколько мы здесь еще проторчим?
— Секунд тридцать?
— Господи, вы оба что — оглохли?! — выпаливает кто- то у нас над самым ухом. — Я ору им и машу, словно какая- нибудь затюканная шлюха, честное слово. Давайте, давайте сюда.
Мы с Александром оборачиваемся, и нашим взорам предстает Лидия — прямо напротив нас, в одной руке бокал, в другой — сигарета. Как же она красива — просто сияет красотой! Она как будто не принадлежит к числу смертных! Она — модель; люди такого сорта всех остальных считают «непосвященными», и можно понять почему. Все, кто ее окружает, — выше, стройнее, утонченнее, чем остальная часть человечества. Даже ее маленькая круглая шапочка, лихо сдвинутая набок, выглядит сногсшибательно. На любой другой голове она будет смотреться нелепо. На макушке Лидии это манифест стиля.
— Шампанского? — спрашивает она. Мы киваем, и Лидия кричит пробегающему мимо официанту: — Эй, гарсон!
Ее произношение не имеет абсолютно ничего общего с французским.
— Садитесь.
Сама же продолжает стоять и яростно чешет у себя между ног.
— Твою мать!.. — вырывается у нее. — Прошу прощения, но от того белья, что я показывала вчера, у меня началось что-то вроде чесотки. Мне следовало бы подумать о том, как это рискованно. Вся ластовица там была в крови от чьих-то месячных. Я обычно беру с собой прокладки, а то здесь можно подхватить что угодно. Белье кочует со съемки на съемку по нескольку раз вдень. Раз по пять, если вещь хорошая. Harper's Bazaar, Vogue… Моя подружка Наташа в прошлом году где-то набралась вшей. Манекенщицы вообще чертовски неопрятны. Когда я поймаю ту, от которой я подцепила эту чесотку, то разобью ей всю рожу. Месяца через полтора выйдут журналы, и тогда я увижу, что это за чертова сука. В любом случае, как у вас дела, ребята?
— Отлично, — говорю я. — Показ… мм… прошел нормально.
Мы с Александром рассказываем ей обо всех перипетиях с коллекцией и рецензиями. Лидия то и дело произносит «вот сволочи», «потрясающе» и снова твердит, как ей все это нравится, и обещает работать со мной в следующем сезоне, если я пожелаю. Я уже готова к тому, чтобы шепотом спросить у нее совета, поскольку она порхает из студии в студию и наверняка знает, у кого какие «изюминки». Но в этот момент кто-то хлопает меня по плечу.
— Эй, ребята, — слышу я знакомый голос. Оборачиваюсь и чуть не налетаю на выставленные вперед указательные пальцы Макса Дэвиса. — Привет, ребята, — повторяет он, тыча пальцем сначала в Александра, потом в Лидию. — Как дела?