- Я хочу подойти к поручням, - заявила она.
- Ты уверена?
- Нет, - честно призналась Джонна. - Но именно это я собираюсь сделать.
Свежий ветер раздувал плащ Джонны, облепляя юбку вокруг ног. Но, подойдя к борту, она содрогнулась не от ледяного ветра, а от ужаса. Куда бы она ни бросила взгляд, повсюду были видны только водяные валы с белой пеной. Когда волна подбрасывала "Охотницу" вверх, поручни, казалось, опускались так низко, что ей представлялось, будто она сейчас переступит через них и исчезнет в пенной, бурлящей воде.
- Выше голову! - сказал Декер. - Взгляд на горизонт.
Но для этого надо было опять открыть глаза. С минуту ей казалось, что лучше всего будет с силой зажмурить их, но Джонна раскрыла глаза. Рука Декера держала ее за плащ. Поняв, что он не собирается ее отпускать, она почувствовала себя в безопасности.
- Положи руки на поручень.
Джонна подчинилась.
- Дыши.
Что-то похожее на улыбку мелькнуло на ее лице. Хорошо, он напомнил ей о том, что она забыла. Она прерывисто втянула в себя воздух и посмотрела в лицо огромному океану.
- Ты права, что относишься к нему с уважением, - сказал Декер.
Джонна через силу засмеялась:
- Это мягко сказано.
- Ничуть. На борту нет ни одного человека, который не испытывал бы хотя бы в малой степени - такой же страх.
"Интересно, к нему это тоже относится?.." - подумала Джонна. Она хотела обернуться, но Декер повернул ее голову лицом к горизонту.
- В том числе и я, - сказал он. - И был бы дураком, если бы возомнил, что могу победить эту стихию. Лучшее, на что надеется каждый из нас, - это перехитрить ее.
Палуба "Охотницы" словно ушла из-под ног, и Джонне показалось, что желудок ее куда-то проваливается. Она с такой силой вцепилась в поручень, что кончики пальцев побелели. Капюшон слетел с головы. Пряди блестящих черных волос прижало к вискам.
- Спокойно, - прошептал Декер ей на ухо. - Я здесь.
Джонна припала к поручням, но это ей мало помогло.
- Наверное, мне лучше спуститься вниз, - сказала она.
- Хорошо.
Она хотела, чтобы он попытался отговорить ее. Ей хотелось провести еще несколько минут на палубе. Легкая, немного насмешливая улыбка, обращенная к самой себе, появилась у нее на лице.
- Что такое? - спросил Декер.
Сначала она покачала головой, не желая отвечать ему, но потом все-таки ответила.
- Я снова вспомнила, что моя жизнь - накатанная колея, - сказала она. Вот я стою меж двух огней - между дьяволом и глубоким синим морем.
Ей не нужно было видеть его лицо. Она и так знала, что это замечание ему понравилось.
- А если бы тебе пришлось выбирать?
Джонна почувствовала, как его рука слегка задержалась на ее талии, спиной почувствовала тепло его тела. Его подбородок упирался в ее волосы. А перед ней был беспокойный северный ветер и океан ледяной воды. Выбор был бы очень прост. Джонна ничего не ответила, но ее колебание говорило само за себя.
- Не важно, - сказал Декер. - Я не должен был спрашивать.
Если такое возможно, то ей показалось, что солнце стало холоднее. Декер отступил, чтобы дать ей возможность отойти от поручня, и Джонна тотчас же ощутила себя неуверенно. Она поспешила к дверям, чтобы обрести там поддержку, и побежала к лестнице, держась руками за стены. Она была уже внизу, в коридоре, когда поняла, что Декер не пошел за ней. Обернувшись, она увидела в дверях его силуэт. Лицо его было в тени, но вряд ли он улыбался, подумала Джонна. Никогда еще он не казался таким одиноким.
***
- Расскажи мне о своих родителях, - сказала она.
Они лежали на койке бок о бок, глядя в потолок; руки у обоих были напряженно вытянуты, одеяла почти не смяты. Джонна надеялась, что он протянет к ней руки этой ночью, по меньшей мере обнимет за талию. Но он этого не сделал, и она рассердилась на себя за свое разочарование. По ее подсчетам, прошло десять дней, как они были вместе. В последний раз они поцеловались перед тем, как он проводил ее на палубу. Она каждое утро стояла с ним на капитанском мостике и еще раза три по вечерам, но Декер ограничивался тем, что брал ее за руку. Он ничем не показывал, что ему хочется прикоснуться к ней.
Дьявол стал таким же холодным и чужим, как глубокое синее море.
- Я не очень хорошо помню их, - сказал он. - В основном по рассказам Колина.
- Я имею в виду Мари Тибодо и Джимми Грумза. Мерседес сказала мне, что ты считал их своими родителями.
- Это верно. А что ты хотела бы узнать? Голос его звучал не слишком доброжелательно, но Джонну это не остановило.
- Они действительно были актерами?
- Всегда, - сказал он, - и не только на сцене. Каждая наша кража казалась Джимми небольшим спектаклем. У него была к этому определенная склонность, и Мер это очень нравилось.
- Мер, - тихо повторила Джонна. - Это ведь означает мать, не так ли?
- Да. Так я ее всегда называл.
Джонна осторожно повернулась на бок. Она подсунула руку под подушку, чтобы положить голову повыше, и пристально смотрела на слабо освещенный профиль Декера.
- А у них были другие дети?
- Нет. Только я. У Мер не могло быть детей. До того как Джимми нашел ее, с ней очень грубо обращались.
- Она была проституткой?
Декер слегка улыбнулся, представив себе, как ответила бы на этот вопрос Мари.
- Она сказала бы тебе, что ты слишком хорошо о ней думаешь. "Пока в моей жизни не появился Джимми, - сказала бы она, - я была шлюхой. Но ты, Понт Эпин, сделал из меня святую".
- И она была святой?
- Я так считал. Она была умная, забавная, веселая. Она обладала почти неистощимым источником терпения и любила меня и Джимми до безумия.
- Она всегда называла тебя этим именем?
- Почти всегда. Она говорила, что это мое профессиональное имя. Составная часть пьесы.
- Как же задержали Мари и Джимми?
Декер ответил не сразу. Наконец он рассказал ей то, чего не рассказывал еще никому.
- А их не задержали. То есть не совсем.
- Но...
- Задержали меня.
Джонна несколько минут молчала, раздумывая над его словами.
- Мерседес мне ничего не сказала, - проговорила она спокойно. - Иначе я не стала бы...
Декер прервал ее:
- Мерседес этого не знает.
- Вот как?
- Мы с Мерседес, Джонна, не делились подробностями своей жизни.
- Она слишком тонкая натура, чтобы спрашивать прямо о некоторых вещах, ты это хочешь сказать?
- Приблизительно, - ответил он сухо.
- Я бываю иногда слишком прямолинейной, как ты знаешь, даже бестактной. И не сильна в дипломатии. У меня для этого не хватает терпения, и я неизлечимо любопытна.
Все это он давным-давно знал за ней. Ее простодушие по-прежнему обладало властью очаровывать его. Интересно, подумал он, не потянется ли она к нему сегодня ночью? Черт тебя разберет, хотел сказать он. Если она считает, что ее жизнь - накатанная колея, она должна ухватиться за того, кто может изменить это невыносимое для нее положение.
- Ну? - спросил он наконец. - Допрос окончен?
Джонна поняла, что ей бросили вызов, но она не приняла его.
- Как тебя задержали?
- Я стал беспечным, - начал Декер. - Я позволил своим мыслям витать в облаках, когда пытался украсть цепочку от карманных часов. В тот день я уже дважды успешно сделал это. Я делал это сотни раз с тех пор, как Джимми впервые позволил мне попробовать самому в день моего рождения. Мне тогда исполнилось десять лет. На этот раз я забыл главное правило.
- Главное правило?
- Правило Джимми, во всяком случае. Он говаривал, что люди все разные. Иногда кажется, что голова у него чем-то занята, а он, может, как раз сейчас думает о времени. Джимми хотел сказать, что человек бывает занят совершенно не тем, чем кажется с виду. Я протянул руку к цепочке, мой маленький ножик уже готов был срезать ее с бриджей какого-то денди, как вдруг он решил узнать, который час. Он схватил меня за руку, и я воткнул нож ему в ладонь. Я думал, что это заставит его отпустить меня, но он только сильнее сжал мою руку и принялся громко звать констебля.