Причудливая череда случайностей, свившись в единую цепочку, привела его в эту лечебницу, в эту палату. Будто кто-то властный взял неразумного за руку и потянул за собой: «Смотри! Это твоя дорога. Это твоя жизнь!» Была ли логика в произошедшем с ним? Реальность ничего не утверждала, а затаенная сущность его сознания говорила, что все на этом свете предначертано: и потеря памяти, и дедушка Джамал, и привокзальный скверик с бюстом поэта, Санька с Серегой, Серовск, маргинальный интеллигент Кока и милиционер Унтер, санитар Егорыч и авторитет Бурнаш, и эта палата с кафельным полом и выкрашенными зеленой масляной краской стенами. Все случилось так, как и должно было случиться.
Жаль было одного — прошлого. Но стоило ли о нем жалеть? Может быть, то, что произошло, увело его от несчастья. А вдруг наоборот — он был счастливым в прошлой жизни и в единый миг все потерял? Или же его исчезновение сделало кого-то несчастным? А вдруг люди радуются тому, что нет на свете того, кем он был? Или скорбят? Вопросы, вопросы и ни единого ответа…
Отвлекая от мыслей, в замке заскребли ключи. Обитая железом дверь отворилась, пропуская в палату Флюру Сабитовну и незнакомую Петру молодую женщину приятной наружности, в белом халате, с амбарной книгой в руках.
— Уже прснулся, млдец, — деловито сказала Флюра Сабитовна. — Как спл? Как сбя чествуешь?
— Нормально, — пожал плечами Петр.
— Я псле нчного джурства ухжу отдхать, — доложила она и кивнула в сторону молодой женщины, — а за мня остется Лнчка.
Петр уже без труда разобрался, что аббревиатура из четырех согласных и одной гласной представляет из себя имя молодой медсестры.
— Очень приятно, Лена, — поздоровался он и представился сам: — Меня зовут Петром.
Медсестричка стрельнула глазками в его сторону и сделала короткий росчерк в амбарной книге. Надо было полагать, он означал, что Петр в числе «штук один» в наличии и принят под наблюдение.
— Лчения нкакого не нзначено, — уточнила старшая медсестра. — Тлько укрпляющие. В цлом здров. Амнезия…
— «Что-то с памятью моей стало», — весело пропела Леночка, немедленно заслужив неодобрительный взгляд Флюры Сабитовны.
— Ну что вы, Флюра Сабитовна, так на меня смотрите? — улыбнулась медсестра. — Для мужчины память никогда не была главным достоинством. Они и за стенами нашей клиники ею особо не отличаются. Петр, как вы сами говорите, вполне здоровый мужчина, просто забыл, как его зовут. Мне такие встречаются на каждом шагу. У них у всех основные правила — вовремя удрать и забыть. Поэтому не стоит из этого делать трагедию.
— А у тбя ни в чм нет тргдии, — отмахнулась от нее Флюра Сабитовна. — Одни кмедии да мжики на уме. У члвека гре, а она… Пйдем длыие, втреница.
С завтраком, принесенным прежней санитаркой в сопровождении заступившей на дежурство медсестры Лены, состоявшим из молочной каши, ломтя белого хлеба и слабенького компота, Петр расправился быстро и вновь остался в одиночестве. Часа два о нем никто не вспоминал. Он сидел, лежал, смотрел в окно, выходящее на тыльную сторону диспансера. Там тоже не было ничего интересного, кроме трехметрового бетонного забора с колючей проволокой поверху, за которым тянулся, некруто поднимаясь, голый глиняный склон с пожухлой травой и редким кустарником по гребню.
Неожиданно в голову полезли странные мысли и рассуждения. Петр им не удивился, а просто принял к сведению. А думал он о том, что преодолеть забор особого труда не представляет. Место для разбега есть, толчковая ступня с шероховатости бетона не соскользнет, поэтому захват руками ребра плиты обеспечен. А там чуть подтянуться, закинуть наверх ногу и уже на трех точках опоры перекинуть тело через проволоку. Конечно, на «фосбюри-флоп» не потянет, но колючку преодолеть позволит. И приземление с трехметровой высоты особой проблемы не составит, а вот по склону под прицельным огнем уйти вряд ли удастся. Поэтому нужно уходить вдоль забора… И еще, если засесть на гребне со снайперкой типа «Вампир» да парой автоматического оружия — «калашами», а лучше «Бизонами», или без «Вампира», но с крупнокалиберным пулеметом «Печенег», вся психлечебница окажется наглухо блокированной…
Петр недоуменно хмыкнул, определяя явившиеся знания как вполне естественные для себя, но в нынешних условиях совершенно бесполезные, и стал скучать дальше. Когда это состояние совсем уж обрыдло, пришла Лидия Анфимовна, лечащий врач. Она мерила давление, пульс, слушала грудь и спину с приговорами «дышите — не дышите», спрашивала о симптомах болезни, а он подчинялся — «дышал — не дышал», следил глазами за молоточком, зажмуривался и держал перед собой руки с растопыренными пальцами.