Физическая боль доставляла сильные муки, однако со временем он как бы и привык к ее неизбежности, научился справляться с ней. Не меньшие, а может быть, и большие мучения причиняла потеря памяти. Теперь он даже знал, как называется это состояние. Амнезия — так определила отсутствие в сознании воспоминаний о своем прошлом хозяйка дома, у которой они останавливались на ночь с дедушкой Джамал ом, работающая медсестрой в местной больнице. Этот медицинский термин совсем не удивил его. Женщина произнесла название недуга, и он согласно кивнул: да, амнезия. Как-то сразу пришло на язык и дополнение к термину: «ретроградная». Он знал это слово, это понятие, как и многие другие. Нужно было просто напомнить ему, иногда лишь малым штрихом, намеком, и они всплывали, пробуждались в спящей памяти.
Не просыпались, не хотели просыпаться только воспоминания о нем самом, не прорываясь ни единой черточкой, ни единым образом, ни единой самой ничтожной микрочастицей памяти. Словно жесточайшее табу было наложено на его прошлое, и, главное, отсутствовал ключ, чтобы снять это заклятье. Та женщина, медсестра, сказала, что память к нему может, в принципе, вернуться, если он перенесет какой-то стресс или что-то неожиданное напомнит о прошлом, всколыхнет глубинные слои его мозга, но она не специалист и не может ничего ни посоветовать, ни подсказать.
Он и сам чувствовал, будто какая-то вязкая темная стена выросла между его прошлым и настоящим. И он пытается раздвинуть ее, разорвать и шагнуть вперед, но стена не пускает, обволакивая мозг и тело липкой и тягучей массой. Попытки пробиться через это препятствие приносили намного большие мучения, чем циклично приходящая и ставшая почти привычной боль. Эти попытки напрочь отнимали силы и энергию, повергая его в беспомощное состояние, длившееся краткое мгновение, но делавшее совершенно беззащитным и слабым.
Глава 2
Перед дальней дорогой
Боль почти ушла. Он опустил закинутую голову и открыл глаза. Ничего не изменилось — поручик так же задумчиво смотрел на него, а может — сквозь него. Пыльные, немного приувядшие от жары кусты более открывали, чем скрывали мусор давно не убиравшегося скверика. И вообще, он только обратил внимание, что все окружающее, все предметы были окрашены скорее различными оттенками холодного серого цвета, чем присущими им по существу цветами радуги. Кусты казались серо-зелеными, бюст поэта — светло-серым, скамейка — серо-голубой, мелкий гравий под ногами отливал темно-серым; даже пластиковый пакет с нехитрым содержимым — и тот был серебристо-стального цвета. Весь мир вокруг был серым — как и его существование в этом мире… А присно, а во веки веков для него что-нибудь изменится?!
Вернулись и звуки. Совсем рядом с крохотной пристанционной площадью, размером со штрафную площадку футбольного поля, послышались стук закрываемых дверей автомобиля, голоса и быстрые, почти бег, шаги. Через кусты в сквер заскочили двое парней лет по двадцать пять, обычной усредненно-славянской и среднестатистической наружности. Один был в черных джинсах и светлой рубашке со спортивной сумкой, второй, как и он сам, — в коричнево-зеленом камуфляже.
Лица прибывших не светились покоем, а выглядели очень даже встревоженными. Они усердно повертели головами, осматриваясь, и, похоже, окрестный ландшафт оптимизма им не прибавил. Человек, спокойно сидевший сбоку на лавочке, их не беспокоил. Взгляды парней мельком пробежали по нему и стали высматривать чего-то более интересное.
Они негромко перебросились несколькими фразами. Обрывки их разговора донеслись до сидящего:
— …Дорога-то на станцию одна… оторвались максимум минут на пять…
За кустами на пристанционной площади послышался резкий скрип тормозов. Парни повернули головы в ту сторону, вглядываясь сквозь ветки, и единым выдохом обреченно произнесли:
— Они!..
Видимо, кто-то гнался за этими ребятами, и фора была совсем не пятиминутной. Парни затравленно огляделись по сторонам, посмотрели друг на друга и кинулись к дальним кустам. Помимо этого вовсе ненадежного укрытия, деваться им было некуда. Сразу за кустами вздымалась высокая глухая стена какого-то станционного здания, справа скверик граничил с дорогой, а слева — с перроном. И левый и правый фланги прекрасно просматривались с привокзальной площади, куда уже прибыли их преследователи. Парни с разбегу вломились в кусты и залегли.