Вдруг карнех резко обернулся, и я услышала обволакивающий женский голос:
— Я ждала тебя, Нор. А ты, как я вижу, завел себе зверушку.
Не думаю, что когда-нибудь видела таких красивых женщин. Таких показывают в кино, рисуют на плакатах. Строгий черный жакет, юбка-карандаш чуть ниже колен, тонкие черные чулки. Крахмальный ворот белоснежной рубашки и элегантное жабо из рюш, украшенное круглой брошью. Платиновые волосы ложились на плечи идеальными жемчужными волнами. Голову покрывала маленькая элегантная шапочка-таблетка с откинутой вуалью. Брови дугой, тронутые тушью длинные ресницы и алые глянцевые губы. Если бы эту женщину увидела бабушка, назвала бы примером для подражания. Бабушка, как никто, знала в этом толк.
Красавица вошла без спроса, скрестила руки на пышной груди и посмотрела на меня сверху вниз зелеными глазами:
— Какое тощее чучело.
Красные губы дрогнули в деланной усмешке. Она даже фыркнула, как недовольная кошка.
Лицо карнеха презрительно скривилось:
— Ты ревнуешь, Кьяра, — прозвучало, как обвинение, будто это было настолько непозволительным, что не поддавалось пониманию.
Она задрала голову:
— Разве я имею на это право? Тем более, к такому заморышу… — Красавица подошла к нему вплотную, провела по гладкой груди ладонью, затянутой в тонкую черную перчатку, тронула мощную напряженную шею. — У меня нет на тебя прав, Нор. Как бы я этого не хотела. — Ее губы едва не касались его уха под короткими прядями светлых волос: — Нет прав до тех пор, пока между нами не исчезнет она.
Это «она» относилось вовсе не ко мне. К кому-то другому. Я отчетливо чувствовала это. Я смотрела, как завороженная, не могла отвести глаз. Меня пробирало странной морозной волной. Лихорадило и одновременно сковывало. Как эта Кьяра смотрела на карнеха… Как шептала… Казалось, она способна соблазнить даже фонарный столб, и ее томление невольно передавалось мне. Но Нордер-Галь не поддавался. Я заметила, как вновь забилась, налилась вена на его виске. Судя по всему, это был признак гнева.
Он резко перехватил тонкое запястье Кьяры, отвел руку:
— Она никогда не исчезнет. И ты это знаешь. Знай свое место. Ты и так получила больше, чем могла.
Кьяра посмотрела на карнеха с какой-то снисходительной нежностью, от которой плавилось все вокруг:
— Есть клятвы, которые невозможно исполнить, Нор. Сколько еще зверенышей надо уничтожить, любовь моя, чтобы ты смирился? — Она уже высвободила руку и гладила его по щеке, льнула. Ей было совершенно наплевать на мое присутствие. Казалось, Кьяра была готова раздеться сейчас же и отдаться ему прямо на полу.
— Не твое дело. Выйди вон, я тебя не звал. И больше не смей являться без приглашения.
Она лишь кивнула, отстранилась. Посмотрела на меня с нескрываемым сожалением:
— Я уйду. А это чучело останется? В твоей кровати? Я не поверила, когда услышала. Что скажут солдаты? Ты великий карнех. Ты не должен опускаться…
Она не договорила. Рука Нордер-Галя метнулась к ее шее, как атакующая змея, приперла к стене. Кьяра замерла, только вцепилась в его запястье.
— Не тебе учить меня тому, что я должен. Не тебе, и никому другому.
Казалось, эта грубость ее только распалила. Глаза подернулись поволокой, грудь тяжело вздымалась:
— Прогони ее прямо сейчас. К остальным, — голос стал низким, призывным, вибрировал желанием. — Прогони, а меня оставь.
Карнех отстранился, убрал руку:
— Выйди вон.
— Прошу тебя. Ты — единственный, кого я о чем-то прошу.
Я думала, он сейчас ударит. Вена на виске налилась еще больше и, казалось, вот-вот лопнет, шея напряглась.
— Мой карнех!
Я едва не подскочила, когда в дверях появился его адъютант. Молодой, прямой, как палка, в синем кителе с серыми вставками.
— Полковник Абир-Тан просил доложить, что у восточного корпуса поймали лазутчиков. Предположительно диверсанты.
Нордер-Галь отстранился от Кьяры, будто в это мгновение она просто перестала существовать, кинулся к брошенной майке:
— Сколько?
— Четверо, мой карнех.
Он уже набросил китель и расторопно застегивал мелкие блестящие пуговицы. Тут же вышел. Я слышала, как закричала проклятая птица, когда он проходил мимо, как затихли быстрые чеканные шаги.