Вот и сейчас Боря, наверное, сидит в другой комнате у окна и крутит в руках белую трость.
***
Борис слышал, что стиральная машина закончила стирку. Обычно жена тут же выходила из своей комнаты и начинала вытаскивать белье. В этот раз Светочка не торопилась. Прилегла, наверное, да и заснула, подумал Борис. Немолодая уже, крутится по дому, даже поговорить с ней некогда. Трудно ей наверное со слепым мужиком. Она добрая, только устает ухаживать за мной. Хорошо, что я еще могу себя обслуживать, не «хожу мимо лотка, как старенький Маркиз». Боря молча сидел в темноте.
***
В соседней комнате лежала безмолвная и парализованная городская Светочка.
СЕРИЯ ОДИННАДЦАТАЯ
М ММ ММ
Смотрю я на этих дурочек молоденьких и жалко мне их… Одна все романы любовные читает, какую-то любовь неземную ждет, другая, наоборот, вся прям кипит от того, что внутри бурлит, любит, типа. Смешные, верят, что любовь – она до гроба. До гроба, до гроба, потому что дураки оба.
***
Я тоже такой дурочкой была, выскочила замуж за красавца, ходила вся – аж светилась от счастья. Ну как же, такой парень – и меня выбрал! Весело с ним было, разговоры разговаривали, из койки не вылезали, под дождем гуляли. Даже на море ездили, на диком пляже голыми целовались… А потом… Как-то мне перестало быть весело. С работы прибегаю, а красавец мой сидит телевизор весь день смотрит и меня ждет – кушать хочет. Да не просто там яишенку какую-нибудь, а обед из трех блюд, да еще чтобы свеженькое все, да еще и подать-принести, поднести, унести, посуду помыть, в квартире прибрать, стирку затеять мимоходом. Ну и поговорить с любимым… А как же? Он весь день сидел, меня ждал, соскучился. Опять же сказать мне, что вот тут у тебя паутина уже в углу образовалась – ты-то вечером ее не видишь, а я, днем, – разглядел. И постельное белье ты не гладишь, вот моя мама такого себе никогда не позволяет. Да, мама – это отдельный разговор…но не о ней сейчас. После года-двух нашего счастливого житья с моим ненаглядным чувствую – быт меня заедает совсем. Не могу больше красавца своего на своей шее тянуть, а он как почувствовал – все больше внимания требует, как дите малое. Но дети-то растут, умнеют, становятся самостоятельными, а здесь процесс обратный пошел: капризы – хочу то, принеси это, достань вон то, чуть ли не слезы – ты меня совсем не любишь, только о работе своей и думаешь, с утра до вечера там, а я один сижу, жду…
***
Так если б один сидел. Ему ж скучно в одиночку, друзья-подружки стали захаживать, соседи стали мне постоянно в уши жужжать, пока мол ты на работе, он тут… По телефону какие-то бабы стали названивать, а красотун мой ненаглядный с ними щебетать при мне. А что стесняться-то я ж ведь так – пельмешков сделай, подай-принеси, постирай-убери… Короче надоело мне все это, любовь моя закончилась судя по всему. Чувствую, что разошлись наши пути-дороги, мешает он мне. Я, конечно, не кисейная барышня, но и не лошадь ломовая. Женщина еще вполне ничего себе, приятная, не дура…а вот трачу свою жизнь ни понятно на что… Выгнала я красавца, назад, к маме. Через полтора месяца пришел, прощения просит, люблю говорит, ты –мой свет говорит…Я бдительность и потеряла, растаяла… И опять понеслась моя жизнь по наезженным кочкам – подай, принеси, убери, подмети… Подружки мне все уши прожужжали – что ты с ним сидишь, прилепился он к тебе и кровь пьет, а я…
***
Жалко мне его стало – никчемный такой, убогенький…Вся жизнь у него какая-то неудачная… Вот и уцепился за меня, чтобы хоть как-то на плаву удержаться. Да еще прибаливать стал, бедный мой… Любовь к нему у меня конечно уже не такая была… ЛЮБОВЬ, а скорее всего – так, прикипелись друг ко другу… Самое смешное было, что он по-прежнему себя красавцем считал, и умным, волосы свои по часу возле зеркала укладывал, гелем смазывал, ноготочки пилил… Нет ничего смешнее стареющего красавца, скажу я вам… Но я ему подыгрывала – чтобы гордость его не ущемлять. Должны же быть хоть какие-то радости у человека. Так прошло еще несколько лет моего счастливого замужества.
***
А потом стало совсем плохо. Заболел он очень серьезно. Лежал, не вставал, говорить почти не мог, только смотрел на меня… Сижу возле него – а он только руку мою держит и смотрит… Я слезы сдерживаю, чтобы не видел он, что оплакиваю его, нашу любовь, уже почти забывшуюся, наши прогулки под дождем… Перед смертью промычал мне – «М, ММ, ММ!». Любит, значит… а я-то уж давно не ММ…