-- Сделай это со мной!
-- Помню, вскоре после смерти мамы меня постоянно возили из одного места в другое. В одном из таких мест меня со всей любезностью и предупредительностью уложили в кроватку в славной уютной комнатке. Не знаю, сколько было времени. Я проснулся, и в мягком кресле прямо напротив моей постели сидел человек. Черт его лица мне разглядеть не удалось, потому что в комнате было темно. Но он был одет в элегантный черный костюм, одна нога была закинута на другую, к которой он прислонил трость. Он смотрел прямо на меня. Я неудержимо заорал.
Я учился на курсах. Все студенты, казалось, ехали в лифте или в самолете. Приезжаем на третий этаж -- там около дюжины студентов. Я сижу на полу напротив преподавателя. Я очень не уверен, что именно скажу ему. Потом и студенты, и преподаватель неожиданно исчезают, и я остаюсь один. Я огляделся в поисках выхода. По пути в ту комнату, где проводились занятия, мы проходили через какой-то участок, где было около двадцати женщин... на вид -- шлюх. Затем я спустился по лестнице и попытался вернуться обратно наверх. Там был узкий карниз, заставленный разными безделушками: часы в куске стекла, викторианские папье-маше и тому подобное. Мне удалось пройти мимо них, но на третьем этаже никого не оказалось. Я подумал: Старая снайперская охота.
Обратно в помещение с блядями. Я искал выход. Наконец, нашел окно, затянутое целлофаном, смог открыть его и сбежать. За мной увязалась женщина, и, в конце концов, два толстых мужчины прижали меня к земле. Я осознаю, что раньше кто-то спрашивал, могу ли я здесь спать, и я ответил нет. У меня с собой нет лекарств. Позже у меня появились марочки гарика. На одну пролил воду. Снайперская охота Харбор-Бич. Бабы.
-- Вы еще не получили своего образования.
Наблюдаю за Аланом и Иэном за соседним столом -- маленьким столиком на двоих. Чувствую это томление и печаль, но в то же время -- мелочное раздражение. Вот -- никто со мной вообще, кажется, не считается. Юного цыпленка у меня с собой нет, но есть желание оказаться с ними в одной постели, а мы -- в вестибюле. Я вижу постель в своей комнате, но они туда не пойдут. Они вообще меня видят хоть? Подумать только -- нет. Ни разу между собой не показали, что заметили мое присутствие. Они просто обходят меня и никогда не отвечают, стоит мне сказать:
-- Иэн... тут Билли. -- Он ничего не говорит. Алан, кажется, мерзко знает, что я здесь. Как будто мне хочется этого с ними обоими или с составной штукой, которая -- они.
Иэн говори. Чего ты хочешь? Берроуз настроился слушать. Зал ожидания. Старое кино. Калле Ларачи, 4. Старые несчастья и бои давным-давно. Почему ты до сих пор меня ненавидишь? Эммммм ты невозможен! Продолжай... Прошлое... Прошлое... Билли... Я... перемалываю... шею... Боулдер на рассвете... Пистолет 36 калибра... То был я все время, разумеется... Кэбеллом был я... проклятье наслал я... Японский фильм "Смерть через повешение", комната ожидания, которой никогда не пользуются, в ней только один писсуар... В прежние времена моча страха собиралась и использовалась в магических целях... конечно, сперма страха лучше, а Сперма Смерти -- самая лучшая, которую только можно достать. Комната во сне была вся загромождена неиспользованной мебелью... заплесневелой затхлой грязной... в раковине какие-то тарелки, пролежавшие несколько месяцев... а может быть и лет. И постель грязная, простыни давно провоняли немытой плотью. Отвернешь простыню -- и шибает... благовоний древний дым печальный из келий, ввергнутых в молчанье, от книг и разложившегося срама, как в юности давно усопшей дамы(79). Под грязной простыней я спускаю штаны, пол-эрекции. Со мною рядом Иэн, по-прежнему в рубашке и обтёрханном галстуке.
Еще один сон об Иэне. Я спал в его квартире на его кровати, а он теперь возвращается. Я собираю манатки сваливать, но надеюсь, что он попросит меня остаться. В какой-то момент Иэн возвращается. Квартира довольно просторная и очень пыльная. На полу я вижу махры пыли. Я помню тепло своего тела в его постели.
Иэн выглядит великолепно: голубая рубашка, глаза глубоко синие, почти фиолетовые, слегка саркастическая усмешка, его лицо пышет здоровьем.
В ту же ночь Ким управляет хитрым аппаратом из металла. Разные уровни платформ, подиумов и лестниц. В металле свистит ветер. Это разве не Иэн элегантно опирался на одну из металлических полок и смотрел на него по-прежнему насмешливо?
-- Билли, не будь дурилли.
Вчера думал о пропущенном визите к своему окулисту -- и тут как раз на экране телевизора возникает это уведомление о проверке зрения. Сегодня, заправляя постель в 10 утра, я думаю о том, что, в общем и целом, я -очень счастливый человек. Людям и критикам нравится думать, что я в отчаянии, поскольку им очень не нравится считать тех, чей образ жизни они не одобряют, счастливыми людьми. Поэтому я открываю свой альбом для вырезок на странице 20. Фрейд говорит, что единственные счастливые люди -- те, чьи детские мечты осуществились. Опасность в том, чтобы пройти по жизни, ничего не видя. Прошлой ночью -- новые яркие сны об уходе. Женщина-судья, та же самая, что и во сне из "Порта Святых", решает, приговорить ли меня к тюремному заключению за то, что я пишу.
В чужом месте... цепочка островов. Постоянно забываю свою трость, поскольку ноги у меня уже зажили. Когда я впервые сюда попал, я вообще едва мог ходить. Джеймс, Джон и я выходим осмотреть город. Я замечаю шпили зданий и решаю, что центр города должен быть в той стороне. Толпа народу, выставлен самолет без крыльев. Повсюду оружие. Человек с оружием в небольшом стеклянном или пластмассовом ящичке, подсоединенном к нему сразу за ухом. Боюсь опоздать на пароход.
-- Не искажай волю Аллаха, ужасаясь своим совершённым поступкам.
Кошмары об уходе. Египетская сцена. Нас должны были сжечь заживо. Отводят к месту сожжения. Вижу людей, привязанных к кольям. Чиновники -черные, с размалеванными белым глазами и в белых туниках. Мы решаем совершить самоубийство, и я отрезаю ломоть чьей-то шеи. Пытаюсь заколоться пестиком для льда. Мы бежим по длинному коридору, как в подвале или метро. В конце его -- охранник. Я хватаю стакан для воды и разламываю его. Охранник показывает нам жестами, мол, так нельзя. Я сую стаканом ему в лицо, и он падает. Мы бежим вверх по склону. Он наполовину внутри и наполовину снаружи, вроде рампы, проходящей сквозь комнату или судно. Приближаемся к столу. Джеймс говорит:
-- Мне нужны ботинки.
Там Беккетт. Теперь я пускаюсь обратно с мальчишкой. Мы целуемся перед черной стеклянной дверью, а я говорю:
-- Куда пойдем?
~~~
Мы с Иэном в сайентологическом центре. Раздаточная стойка и несколько женщин тусуются вокруг, как манекены. В меню -- какое-то блюдо, и я спрашиваю, что это такое.
-- Только скажите мне, на что это похоже.
-- Ну, -- отвечает миниатюрная голубоглазая блондинка за стойкой, -это банановые чипсы, поджаренные в сметанном соусе...
А чуть дальше за стойкой сидит какая-то коблуха, голая по пояс, и жрет целую тарелку этой бурды. Вся обстановка -- кричащая, как кинотеатр 1920-х годов, с колоннами из красного мрамора, зеркалами и мраморными лестницами.
Мальчишки основали партизанский отряд с молодым Богом Маиса. Путешествуя по времени с помощью священных книг, они вербуют себе союзников: Тио Матэ, старый наемный убийца с восемью оленями на стволе, за ним -- Эль Моно, его юношеский Ка. Дикие мальчики с охотничьими ножами по восемнадцать дюймов, настоящие охотники и бандиты, партизаны Кастро и китайцев, Черные Пантеры и хиппи.
Священнослужители тоже не сидят, сложа руки. Они открыли переговоры с Объединенной Фруктовой Компанией и договариваются о том, чтобы высадить морскую пехоту. Они отправляют агента -- проникнуть к партизанам.
Агент появляется в партизанском лагере:
-- Шугань, чуваки, косяка не найдется?
-- Это еще что за ебучка?