Но даже во времена Пушкина и Чаадаева - это далекая старина. Конец минувшего века, начало нового столетия - царство скуки в Английском клубе, возникновение фигуры дельца, надевшего смокинг. Известный московский журналист Владимир Гиляровский оставил такое описание своих тогдашних клубных впечатлений: «Роскошь поразительная. Тишина мертвая, - кроме «инфернальной», где кипела азартная игра, но уже на наличные: в начале этого века среди членов клуба появились богатые купцы, - а где купец, там денежки на стол. Только хранил свой старый стиль огромный «портретный зал», длинный, сплошь уставленный ломберными столами… Время от времени играющие мановением руки подзывали лакеев, кото/рые бесшумно, как тени, вырастали неведомо откуда перед барином, молчаливо делающим какой-то им двоим известный жест. Тень лакея, такого же старого как и барин, исчезала, и через минуту рядом с ломберным столом появлялся сервированный столик, а на нем все, что требовалось заказчиком, ошибки не бывало… Старички особенно любили сидеть на диванах и в креслах и наблюдать приходящих или сладко дремать».
В самом начале двадцатых годов в старом особняке на Тверской была устроена выставка «Красная Москва». Ветер революции распахнул двери бесчисленных залов, в которые хлынули простые посетители, рассматривавшие то, что вчера еще было в их руках, но уже ставшее историей: оружие рабочих-дружинников, участников боев в пятом и семнадцатом годах. Всеобщий интерес, например, вызывал пулемет системы «гочкис», стоявший на посту, охранявшем батарею на Воробьевых горах в дни Октябрьских боев в Москве, в семнадцатом году.
Выставка полюбилась, поток посетителей не иссякал, и в 1923 году она была преобразована в постоянно действующий Музей революции. Естественно, что экспозиция исторических материалов неоднократно и коренным образом менялась. Вместе с тем есть предметы, которые неизменно показываются в музее от двадцатых годов до наших дней, вызывая неослабный интересу посетителей. Вот, например, барельеф, укрепленный в семнадцатом году на здании «Известий ВЦИК», на котором были написаны слова, звучавшие как музыка революции: «Кто не работает, тот не ест».
В музее и теперь постоянно устраиваются выставки, разнообразные и интересные, нередко связанные с подарками, полученными от народов мира. Так, в свое время весь мир обошел снимок маленького рисового зернышка, присланного из Индии,- на нем с помощью увеличительного стекла можно было прочесть послание, состоящее почти из четырехсот печатных знаков. Как не постоять перед пулеметной тачанкой Первой Конной армии, которой командовал Семен Михайлович Буденный, не полюбоваться саблей, присланной из Дагестана!…
Двести лет здание украшает главную улицу, улицу Горького. В наши дни его возобновили в том виде, каким оно было в дни Жилярди. По вечерам его классицистических строгих форм колонны, освещенные прожекторами, особенно выразительны. И, глядя на дремлющих «львов на воротах», мы вспоминаем страницы незабываемого былого…
Поэзия московских улиц
О Москва, Москва! Жить и умереть в тебе, белокаменная, - есть верх моих желаний.
В. Белинский
Ни один русский город не связан так с литературой, как Москва. Дома, улицы, бульвары и площади буквально сроднились с романами, поэмами, песнями, - они неотрывны от писательских биографий и воспринимаются ныне как живые страницы литературы. В стихах, письмах, повестях, романах, дневниковых записях мы постоянно встречаем мысль, которую взволнованно высказал Белинский: «…нигде сердце русского не бьется так сильно, так радостно, как в Москве».
Литературные припоминания возникают на каждом шагу. Глядя с Воробьевых гор (ныне Ленинские горы) на простор Москвы-реки, на каменные громады города, нельзя не вспомнить, что некогда здесь, на холме, юные Герцен и Огарев дали «Ганнибалову клятву» бороться всю жизнь против крепостного права, за освобождение крестьян. Гуляя по Тверскому бульвару, легко представить на аллее поэта-бунтаря Александра Полежаева, совсем еще юного, шутящего с друзьями-студентами, среди которых он разглядит Сашку - будущего героя вольнолюбивой поэмы. В Кривоколенном переулке нельзя не постоять возле старого дома, где Пушкин впервые публично читал «Бориса Годунова». А вот здание на углу нынешнего Гоголевского бульвара, где в старых книгах, пораженный их обилием, рылся Стендаль, офицер армии Наполеона. Пять недель Анри Бейль (Стендаль - это его псевдоним), интендант, бродил по Москве, неведомой ему ранее. Когда начались пожары, он перебрался в лагерь возле Петровского подъездного дворца. В письме к сестре он так отозвался о Москве: «Этот город был незнаком Европе, в нем было от шестисот до восьмисот дворцов, подобных которым не было ни одного в Париже… Самое полное удобство соединилось здесь с блистательным изяществом». В своем же дневнике Стендаль отметил богатство московских книжных собраний.