Событиями художественной и общественной жизни Москвы да и всей страны стало появление в галерее таких крупных творений, как «Иван Грозный и сын его Иван» Ильи Репина и «Утро стрелецкой казни» Василия Сурикова. В репинском и суриковском залах постоянно толпились бесчисленные зрители. Именно с этими произведениями связана общенародная известность картин, размещенных Третьяковым в - ни много ни мало - 25 построенных им залах. Художники, впервые увиденные не избранной публикой, а народом, стали так же популярны, как и писатели, чьи книги расходились по всей стране.
В. БОРОВИКОВСКИЙ. ПОРТРЕТ М. И. ЛОПУХИНОЙ.
Д. ЛЕВИЦКИЙ. ПОРТРЕТ П. А. ДЕМИДОВА.
Приходя в заветное здание в Лаврушинском, зритель попадал в мир сказочника и былинника - живописного гусляра Виктора Васнецова, в лесное эпическое царство Ивана Шишкина, к трепетным пейзажам Исаака Левитана, к портретам правдолюбца Василия Перова… Свое собрание, а также завещанные ему братом картины в 1892 году Третьяков передал Москве. С этого же года она называется: «Московская городская художественная галерея Павла и Сергея Третьяковых». Коллекция Сергея Михайловича, имевшая огромную художественную ценность, но нарушавшая целостность собрания Павла Михайловича, в 1918 году поменяла адрес и находится ныне в музее на Волхонке и в Эрмитаже. В начале двадцатого столетия по рисункам Виктора Васнецова, воссоздавшего старые архитектурные подробности, был сооружен фасад, и Третьяковская галерея приобрела вид, который знает весь мир. «Единственный адрес мне, да и всем мало-мальски думающим русским художникам известный, один - это: Лаврушинский переулок», - так в свое время писал Павлу Третьякову Крамской.
Немного о том, как оценивали современники личность собирателя-исполина. В. В. Стасов, на глазах у которого прошла жизнь Павла Михайловича, писал в некрологе: «Третьяков умер знаменитым не только на всю Россию, но и на всю Европу. Приедет ли в Москву человек из Архангельска или из Астрахани, из Крыма, с Кавказа или с Амура, - он тотчас назначает себе тот день или час, когда ему надо, непременно надо идти в дальний угол Москвы, на Замоскворечье, в Лаврушинский переулок, и посмотреть с восторгом, умилением и благодарностью весь тот ряд сокровищ, которые накоплены были этим удивительным человеком в течение всей его жизни».
В. ТРОПИНИН. ПОРТРЕТ СЫНА.
Все знавшие близко Павла Михайловича отмечают его исключительную работоспособность, скромность и обязательность. С точностью часового механизма появлялся он в залах, тщательно осматривал состояние картин, заставлял неутомимо воевать с пылью и копотью, наблюдал - даже ночью - за поддержанием блага-приятной температуры, принимал постоянно новые и новые меры к улучшению коллекции и размещению полотен. Он вникал во все мелочи! В личном быту «русский Медичи» [1] (так называли его художники) был предельно неприхотлив и всем яствам предпочитал пищу простую - щи да кашу.
[1 Медичи Лоренцо Великолепный (1449 - 1492), итальянский поэт и государственный деятель, правитель Флоренции. Меценат, покровительствовал поэтам и художникам.]
Обильные обеды устраивал только тогда, когда к нему в гости приходили художники. Павел Михайлович любил с ними разговаривать, спорить о живописи, но не потакал их богемским наклонностям. Если же даровитый человек попадал в беду, Третьяков старался ему помочь. Для вдов и сирот художников выстроил Павел Михайлович удобный дом с бесплатными квартирами. Долгожданными и желанными для мастеров были приезды Третьякова, носившие характер «сбора плодов». Михаил Васильевич Нестеров вспоминал: «Бывало в декабре… начнутся паломничества Павла Михайловича по мастерским, по квартирам, комнатам, «меблирашкам», где проживал наш брат художник… Выходил высокий, «старого письма» человек, приветливо здоровался, целуясь, по московскому обычаю, троекратно с встречавшим хозяином, и, приглашаемый им, входил в мастерскую… Начинал свой объезд Павел Михайлович со старших - с В. М. Васнецова, Сурикова, Поленова, Прянишникова, Влад. Маковского, потом доходил и до нас, младших: Левитана, Архипова, меня, К. Коровина, Пастернака, Аполлинария Васнецова и других».
А. ВЕНЕЦИАНОВ. ЗАХАРКА.
Каждый год оставлял Павел Михайлович дела на два месяца и уезжал изучать европейские живописные собрания. Таким образом, стал московский собиратель одним из самых знающих в стране людей, судящим о картинах и художниках с полным пониманием. Третьякова не могли сбить с толку всевозможные газетные нападки на живописцев - у него всегда было собственное мнение, личностный взгляд на сущность и значение дела, которому он отдался целиком. «Я стою за национальное искусство, - писал Третьяков в 1877 году, - я думаю, что искусство и не может быть никаким иным, как национальным. Нигде и никогда другого искусства не было, а если существует так называемое общечеловеческое искусство, то только в силу того, что оно выразилось нацией, стоявшей впереди общечеловеческого развития. И если когда-нибудь, в отдаленном будущем, России суждено занять такое положение между народами, то и русское искусство, будучи глубоко национальным, станет общечеловеческим».