— Если это так важно, почему он не может делать это сам, а доверяет это секретарю? — не понимаю я, но мне становится до жути интересно, что это за такой важный перевод, который не может отправить он сам?
— А вот даже не думай задавать этот вопрос Данилу. Просто не забывай переводить и все. Хотя знаешь, я буду тебе сама звонить каждое двадцать второе число и напоминать, — я киваю в знак согласия. Странно это все. А эта работа становится интересной, теперь я не успокоюсь, пока не узнаю что это за счет такой.
Дальше все идет рутинно и скучно. Роман еще пару раз появляется в приемной, задает глупые вопросы, заигрывает, делая банальные комплименты про мои красивые глаза. Тамара покидает меня в пять вечера. Просит проконтролировать работу уборщицы, которая вот-вот должна подойди. В офисе стоит полная тишина. Никого нет. Как сказал Роман, все на заданиях и здесь сотрудники будут появляться редко. Наконец-то появляется пожилая уборщица. Она медленно, очень медленно убирает кабинет. И действительно, многое пропускает. А, черт с ней, если я попрошу ее все переделать, я задержусь здесь надолго, а мне уже очень хочется домой. Сделаю все сама. Полы вроде помыла она неплохо, мне остается только тщательнее протереть стол Дана от разводов, и разложить все по своим местам. Я почти заканчиваю протирать стол, как слышу шум в холле. Не успеваю я выйти, как в кабинет входит Дан, буквально сталкиваясь со мной. Он облокачивается на дверной косяк, тяжело дышит. На его лице маленькие капельки пота, кожа бледная.
— Что ты здесь делаешь? — с раздражением спрашивает он меня.
— Я здесь работаю! Твоя уборщица еле дышит. Ничего не видит, и пропускает много пыли. Я убирала за нее. Ты мне должен доплачивать за это, — заявляю я. Осматриваю его, не понимая его состояния. Замечаю, что на левой ноге его темные джинсы слегка порваны, из отверстия вытекает кровь, пропитывая материал. Мое сердце начинает биться чаще.
— Дан, — кладу руку на его плечо.
— Не трогай меня, — дергает плечом, скидывает мою руку.
— Что с тобой? — задаю самый глупый вопрос. И так видно, что он ранен. Дан поднимает на меня свои серые, чуть замутненные глаза. Слегка морщится, отодвигает меня с дороги, хромая доходит до дивана, буквально падает на него. Быстро подхожу к нему, сажусь перед ним на корточки, осматривая окровавленную рану, похожую на пулевое ранение. Подношу руку к ране.
— Не трогай, — его голос звучит устало.
— Ты ранен?
— Нет, бл**ь это я так, прикалываюсь, — через зубы цедит он. Опять морщится, прикрывая глаза. Соскакиваю с места, подбегаю к телефону, набираю скорую.
— Положи немедленно трубку! — командует он так громко, что трубка сама выпадает из моих рук. — Принеси аптечку и иди домой, — уже спокойнее говорит он, еле приподнимается с дивана, стягивает с себя окровавленные джинсы. — И бутылку водки в холодильнике захвати, — просит он, отшвыривая джинсы на пол, опять садясь на диван. Смотрю на его темную рваную рану на ноге, и мои волосы становятся дыбом, начинает слегка подташнивать от вида крови. Наконец выхожу из ступора, несусь на кухню, открываю все ящики, попутно что-то опрокидывая, разбивая. Где, бля**ь, эта чертова аптечка?! В очередном шкафу наконец-то нахожу аптечку, больше похожую на медицинский большой чемоданчик, вроде того с которыми ходят врачи скорой помощи. Хватаю бутылку водки из холодильника. Бегу назад в кабинет. Мои руки нервно трясутся, в горле пересохло. Не каждый день встречаешь раненого, истекающего кровью мужчину. Дан сидит в том же положении, с закрытыми глазами, глубоко дышит. Сажусь возле него на колени, стараюсь осмотреть рану, не морщась. Чертово узкое, короткое платье, задирается, оголяя мои бедра. Дан открывает глаза, внимательно осматривает меня, задерживается взглядом на моих бедрах. Ох, похоже, не все так плохо, как мне кажется.
— Рану нужно продезинфицировать. Там нет пули? — зачем-то спрашиваю я, хотя до конца не понимаю пулевое это ранение или нет.
— Нет. По касательной прошла, — его голос звучит уже более сдавлено. — Дай водку, — выхватывает из моих рук бутылку, открывает крышку, отпивает несколько глотков. Его лоб еще больше покрылся испариной, губы бледнеют. Блин, это очень плохой знак. Дан отрывается от бутылки, глубоко вдыхает, опрокидывает бутылку, льет ее себе на ногу, но его руки трясутся, и водка почти не попадает на рану. Дан сдается, протягивает бутылку мне.
— Лей, — командует он.
— Что, прямо туда?! — блин, я сегодня прямо королева глупых вопросов.
— Есть другие варианты? — пытается ухмыльнуться он. — Лей! — я собираюсь с духом, вдыхаю, выхватываю из его рук бутылку. Я сделаю это. Переворачиваю бутылку, лью ее точно в рану. Дан морщится, сжимает руки в кулаки, и мне кажется, я морщусь вместе с ним. — Хватит, — прерывает он меня. Кровь уже почти остановилась, но рана выглядит ужасающей, большой, глубокой. — Теперь открой аптечку, там есть Галагран.