- А еще здесь частенько играют «Легендарный Севастополь» или «Севастопольский вальс», - прерывает она мои воспоминания. - Я их могу долго-долго слушать. ...Мы вдоль берега моря идем и поем, и поем... - напевает Юлька. - Это из оперетты Листова. Знаешь, неплохое произведение. Можем сходить дома, как приедем. Я знаю, где она идет.
- Да после отпуска мы вряд ли и встретимся, - сдуру говорю я. Правда, понимаю свою опрометчивость только через пару минут - Лиховерцева замолкает и до конца прогулки только сухо отвечает на мои вопросы. Ей Богу, мне было бы легче, если б она взялась острить. Она обижалась на меня тысячу раз, пыталась ударить, плевала на обшивку двери, нашептывала про меня гадости нашим однокурсникам... но вот так молча - впервые. Здесь вообще все было впервые. Хотя, о чем это я, мы же здесь всего один день, даже вечер. Все еще сто раз изменится...
Часть 2. Лиховременье. Глава 10
Глава 10
«Все изменилось», - понимаю я, когда утром меня расталкивает Лиховерцева с криками: «Вставай, я не хочу пропустить лучшие утренние часы из-за такого козла, как ты». Дальше идут жалобы на то, как неудобно со мной спать. Мне есть, что на это ответить. Так-то, спать с ней тоже было неудобно. Морально - из-за ее продолжающейся обиды, физически - из-за духоты. Терпеть вертящуюся Юльку рядом с собой, когда хочется побольше свободного пространства, то еще испытание. Неудивительно, что толком заснуть получилось лишь под утро. В общем, мы безбожно ругаемся, и я корю себя, что хоть на минуту предположил, что Лиховерцева где-то может быть нормальной. Да сумасшествие вписано в ее генетический код! О чем я ее и оповещаю. Она некоторое время пытается что-то сказать, но в итоге вылетает из комнаты, не забыв громко хлопнуть дверью. Куда же без этого!
Когда я, слегка остыв, спускаюсь на кухню, Лиховерцевой там нет.
- Чего не поделили-то? - встречает меня вопросом тетя Люба. Я бы предпочел нейтрально-вежливое «Доброе утро». Все-таки неприлично чужим людям задавать такие вопросы. Хотя, меня ж здесь за «своего» принимают. Прям кино про разведчиков. «Свой среди чужих», так сказать. Грубость на языке все же удерживаю. В конце концов, наши недо-отношения с Юлькой затрагивают уже слишком многих. Нечего пополнять список. Правда, что ответить, не знаю, и отделываюсь нейтральным:
- Да так. Есть повод.
- Ты на Юльку не серчай только, она - девчонка хорошая, - убеждает меня Юлькина тетка, и я едва сдерживаюсь, чтобы не высказать все, что про эту «девчонку» думаю. - Норов, конечно, тот еще. В прадеда, царство ему небесное. Тот тоже - со всеми вечно переругается, а потом корит себя. Юлька такая же. Сердце у нее доброе. Да ты и сам, небось, знаешь. Не зря ж выбрал...
Выбрал... кто угодно Лиховерцеву выбрал, но не я. Да вот только мои попытки держаться подальше от этого Лиха вечно шли коту под хвост. Честное слово, отвадить ее мне постоянно мешали обстоятельства, преподаватели и ... черт возьми, моя к ней привязанность. Ну прикипел я к ней за эти годы, что бы ни говорил. И про это отсутствие планов, конечно, зря ей там, на Приморском бульваре ляпнул. Я как раз думаю, что был не прав и даже размышляю, что можно бы и извиниться, перевести в шутку, когда в дверях появляется Юлька.
-А, - я прям чувствую негласное продолжение «Земцов», но при тетке обратиться так ко мне Лиховерцева не решается, - и ты тут. Шел бы, высыпался. Нормально, - она особо выделяет это слово, и я, конечно, улавливаю намек. То, что назвал сумасшедшей, мне простят не скоро. И если в Питере, я мог укрыться от косых взглядов Юльки за соседней партой или за дверью своей квартиры, то здесь придется терпеть, пока туча не пройдет. Ну или все же пытаться вымолить (тьфу ты) прощение.
- Юля, - начинаю говорить, - я погорячился...
- Я не знаю, о чем ты, - перебивает меня Юлька, очевидно не собираясь принимать мои извинения. - Теть, я на пляж, не теряйте.