Я нашел ее в отдаленном холле универа, на подоконнике. Сидеть на них было строжайше запрещено, но Юлю это не волновало. Остановившись неподалеку, я осматривал ее. Растрепанная челка, закрытые глаза с длинными ресницами, легкая горбинка носа, пухлая верхняя губа, поджатая нижняя, острый подбородок, линия тонкой шеи в черном галстуке, грудь, обтянутая красной рубашкой... Мне было семнадцать, такие вещи еще смущали и волновали меня. Я стремительно перевел взгляд на лицо. Кашлянул. Девичьи ресницы, как испуганные птицы взметнулись вверх. Зеленые глаза изучающе смотрели на меня. Она вытащила наушник, который я не заметил за распущенными волосами.
- Юля? Я - Рома, староста нашей группы. Ты не приходила несколько дней на пары. И сейчас...
- И сейчас не хочу туда идти. Посиди тут со мной. - Юлька смотрела уверенно, без смущения или напускной скромности.
- Но... - прогуливать не хотелось, но прервать наш глазной контакт я был не в силах. - Ладно.
Лиховерцева подвинулась, но я садиться не стал. Облокотился рядом. То ли из соблюдения правил, то ли уже тогда чувствовал, что надо держаться от нее подальше.
- Люблю подоконники, - мое нежелание сидеть рядом она никак не прокомментировала. - На них легко пишется, пьется и засыпается. И только в моем доме, представляешь, он, наверно, такой один во всем Питере, подоконник от силы сантиметров двадцать в ширину и выдержит разве что кошку.
- У меня в квартире он удобный, - зачем-то ляпнул я.
- Я приду, - кивнула она, а мне не хватило тогда смелости сказать, что это не было приглашением.
И вот теперь, в расплату за мою слабость, мне регулярно приходится терпеть Лиховерцеву у себя дома. С бокалом коньяка из моих запасов, в моей рубашке, на моем подоконнике. Неудивительно, что нас давно подозревают во всех возможных грехах. Все, начиная от однокурсников до моих родителей. Но упаси Боже меня от такого. Коньяк она не пьет. Со мной не спит. Просто ловит на моем подоконнике волны вдохновения. Говорит, что пошла на юрфак, чтобы сбежать от творчества. Теперь она пытается сбежать с юрфака ради творчества. Нелогичная Лиховерцева. «Полуночный бред, писанный в полдень» - так она именует свое писательство. Судя по восторженным отзывам местных любительниц литературы, ей это неплохо удается. Сам я от чтения воздерживаюсь. А Юлька и не требует. Все, что ей нужно, мой коньяк, рубашка и подоконник. И чтобы я не путался под ногами.
Вот и сейчас она уже взобралась на окно. Колени подогнуты под себя. Юбка ползет вверх по бедрам, а ей все равно, она в полной уверенности, что меня это не интересует. Не спешу ее разубеждать. В руках сигарета, рядом ноутбук и недопитый чай в шатающейся кружке. Юлька верна своим предпочтениям и всегда берет одну и ту же посуду. Которую, кстати, сама и подарила на какой-то из праздников. Сам бы я вряд ли купил себе это убожество в виде белого медведя. Я к ним равнодушен, в отличие от Лиховерцевой. Ее плюшевый медведь Фомка, получивший имя в честь бывшего, валяется где-то за моим диваном. Порой его она тоже усаживает рядом с собой, с промежутком в пять минут целуя игрушку в нос, а затем сплевывая: «Ну и пылищу же ты развел, Земцов».
- Слушай, где у тебя розетка? Пока добиралась, начала набирать. Никакого результата кроме севшей батареи, - на меня даже не смотрит, будто я пустое место. Хотя, для нее такой я действительно ноль. Сейчас любой нолем будет, даже Пашка Смирнов, ее очередная влюбленность или уже не влюбленность. Шут знает, что там за эти четыре дня поменялось.
- Где и всегда. Рядом с теликом, - нет, ну все как в первый раз, честное слово. Ведь каждый приход ищет и никак не запомнит, будто на многих подоконниках бывает. А, может, и на многих, кто же ее знает.
- Ах да, точно. Ром. - Нет, не смотри на меня своими тщательно подведенными глазками, не хлопай накрашенными ресницами и не тяни нереально красными от сверхстойкой помады губами «О» в моем имени. - Дотянись шнуром до розетки, а то мне неудобно. - Неудобно ей, а мне, больному, из кровати, из-под теплого одеяла, конечно, намного удобней. - Если не трудно.
- Ладно, чего уж там, - без сомнения делаю, как просит эта мерзость, чья благодарность выражается в быстром кивке и затушенной в кружке с чаем сигареты, которая все равно почти дотлела. - Ты чего это так вырядилась сегодня?
Сложная прическа, строгий макияж, ультрастойкая помада, ультратонкие сигареты, деловой костюм, обошедшийся ей в кругленькую сумму, но вызывавший неизменную зависть всех подруг, несносные духи «Шанель №5». Безработная бизнесвумен, е-мое. Хотя, с безработной я несколько погорячился. Где достать денег Лиховерцева знала всегда, не продавая себя и отказывая «богатеньким папикам» в знакомстве более близком, чем поход в ресторан, а иногда и в этом. Еще на втором курсе она завязала с работой в стиле «принеси-подай вот и дело выгорело для тебя» у адвокатов, юристов и нотариусов, то есть всего того, что именуется в студенческих кругах юрфака работой по специальности. И целиком ушла в обожаемую журналистику, нещадно прогуливая лекции, на которых, естественно, прикрывал ее я. Бросать юриспруденции она при этом не хотела. Шутила: «Хочу знать все свои права и парочку обязанностей».