– Рома, ты спятил. Я тебе сто раз говорила – я просто пошутила, никаких матримониальных планов у меня на тебя нет. Расслабься! – Юлька продолжает тыкать в экран.
– А я не шучу! – я, правда, не шучу. Уж кто-кто, а я точно сто раз обдумал и, хм, взвесил. Может, глупо, конечно, было с таким вариантом предложения. Но вариант неожиданности, по моим подсчетам, должен был сработать лучше, чем традиционное опускание на одно колено с кольцом под слезливую музыку. – Держи.
Юлька, не выпуская из рук телефон, берет листок, который я ей протягиваю. Хорошо, что я столько дней носил его с собой. Плохо, что он весь измят. А еще Лиховерцеву вечно ругал за такое отношение к документам.
– Читай. Можешь вслух, – подбадриваю Юльку. Она с сомнением смотрит на меня, но все же негромко начинает:
– Человек, которого я люблю. Опять?
– Не опять, а снова. Читай.
Дальше Юля читает, не отрываясь.
«Человек, которого я люблю»
Юля Лиховерцева, которая засыпает на моем плече
Юля Лиховерцева, которая печет лучшие на свете блинчики
Юля Лиховерцева, которая вытаскивает меня на море, чтобы столкнуть в него
Юля Лиховерцева, которая смотрит на меня сияющим взглядом
Юля Лиховерцева, которая ругается со мной
Юля Лиховерцева, которая целуется, где никто не видит, да и там, где видят – тоже
Юля Лиховерцева, которая красива любая
Юля Лиховерцева, которая удивляет меня своей стойкостью
Юля Лиховерцева, которая когда-то обещала прийти на мой подоконник
Юля Лиховерцева, которая пришла на мой подоконник и в мою жизнь
Юля Лиховерцева, у которой есть ключи от моей квартиры и пин-код от моей карты
Юля Лиховерцева, которая согласилась выйти за меня замуж
– Квитанцию оплачиваешь ты. И родителям мы скажем обо всем только после свадьбы. И фамилию я менять не буду. Или буду. Или нет. Еще не решила, – говорит она вместо традиционного «я согласна». Но у нас никогда не получалось «как у всех». Может, оно и к лучшему. Говорят, хорошее дело браком не назовут. Не знаю. Лиха беда начало – а там уж разберемся, как дойти до своего «Долго и счастливо».
А кольцо надето на хобот одного из слонов, что когда-то привезла мне Юля. Вечером я буду ждать ее у себя… у нас дома. Пусть Юлька их тоже пересчитает. На счастье.
Эпилог
ЭПИЛОГ
– Мне сегодня снилось, что я влюблена. Сильно и не в тебя, – говорит она, сидя на моем подоконнике. Моя рубашка ей велика и сползает с одного плеча. Она и не думает ее поправлять. Рубашка темная, плечо светлое. Как и изящная кисть, что скользит по стеклу. Золотое колечко вспыхивает яркой искрой, поймав свет от фонаря. Сегодня холодно. И тонкая ткань, должно быть, совсем не греет. Но не предлагать же ей сейчас мои объятия.
– Кто это был? – мысленно перебираю фамилии.
– Мы в метро ехали, – продолжает она, будто не слыша вопрос. Лица за распущенными волосами не видно. Да и темно. Но я чутьем дорисовываю закрытые глаза с длинными ресницами. Она всегда их закрывает, когда говорит о важном. – Мест не хватало, и я сидела у него на коленях. Прижималась, будто он – мой якорь.
– Сочувствую ему, ты так-то тяжелая, – нет, кулаки не стискиваю. Ни разу. Кто же ревнует к снам?
– У него такая ложбинка на шее, будто для моего носа. Будто он весь для меня. – Голос дрожит. Наверно, от холода. А может внутренняя струна натягивается от переживаний. Кто же заставляет тебя так дрожать?
– Да это не ложбинка, а целая ямища, – острить, чтобы не высказать чего-нибудь другого. Или стащить с подоконника и закутать в одеяло. Завтра сама же будет обвинять, что не уберег от простуды.
– Мы едем куда-то, где что-то непременно должно случиться. Что-то очень плохое. Я не хочу его отпускать, а он твердит, что ничего с ним не будет. Не должно быть – вот и не будет. И выходит, а я остаюсь. Почему-то не бросаюсь следом.
– Дурные сны тебе снятся, с чего бы это? Держи, – кидаю ей плед, но он не долетает. Остается скомканной кучей на полу возле подоконника. Она смотрит на него неотрывно. Как и я.
– А еще, – прерывает молчание, – на днях надо мной был суд.
– Кто же на это решился? – усмехаюсь, а сам думаю: поднять ли плед. Хотя, был бы жизненно необходим, сама дотянулась. Она всегда протягивает руки к тому, что ей нужно.
– Все, – выдыхает она. – Правда, все. Ребята, мои родственники, какие-то учителя…
– Я среди них? – конечно же, я там. Не может меня совсем не быть в ее снах.
– Много всех, – ведет плечами, и рубашка еще сильнее скользит вниз. Она, наконец, ее поправляет. Сжимает рукой ворот. – А он подходит ко мне, подмигивает и говорит, что он на стороне защиты. И мне так спокойно становится. Знаю же, что в адвокатуре он лучший. Будь хоть самые жалящие аргументы, он не позволит им меня тронуть.