— То же самое. Вот Юкка был… — Тулия смахнула крошку с губ, и я вдруг вспомнила фразу из письма Антти, в которой он просил Юкку не обижать Тулию. — Извини, что я вдруг затронула запретную тему, но Юкка был не таким… как все. Вожак стаи… Иногда он меня страшно бесил. Эй, официант! Повторите еще пиво. Мария, ты будешь?
— Давай еще по третьей. — Я заметила, что Тулия глотает слезы, и решила поменять тему — заговорила о новом фильме Аки Каурисмяки, который я смотрела на прошлой неделе. Мы снова вернулись к разговору о ролевом разделении женщин и мужчин, ругали правительство, смеялись над шутками. Несколько самодовольного вида парней попытались присоединиться к нашему обществу, но Тулия демонстративно обняла меня за плечи, сказав, что нам и без них хорошо. Они смущенно удалились, а мы весело захохотали им вслед.
За третьей кружкой пива я почувствовала, что опьянела. Тулия сказала, что не в состоянии идти к вокзалу на автобусную остановку, и я решила остаться с ней подождать трамвая. Стемнело, похолодало, Тулия спрятала ладони в длинные рукава свитера.
— У меня довольно плохое кровообращение, поэтому руки и ноги всегда мерзнут.
— А ты помнишь, как в детстве на переменах играли в ладушки? Попробуем? — И мы начали играть, хлопая в ладоши сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, не замечая удивленных взглядов прохожих. Нам стало весело, как на переменке в третьем классе.
— А у тебя на удивление теплые ладони. Теплые руки, холодное сердце — это про тебя?
— Значит, у тебя должно быть теплое сердце, — бросила я мяч на ее сторону.
Подошел трамвай, мы обнялись, Тулия уехала. Возвращаясь домой, я думала о том, что уже давно не получала такого удовольствия от общения, как этим вечером.
8
Лодочку река несет —
где ж пути конец придет?
Из живых никто не знает…
До конца недели я была плотно занята расследованием случая с поножовщиной в Малми. Там в пятницу появилась еще одна жертва — молодой румын ударил ножом своего кузена. Я пыталась понять, что ими двигало, но для этого следовало погрузиться в их культуру, познакомиться с бытом, а на это у меня совсем не было времени.
Несколько раз я пыталась дозвониться до руководителя хора Тойвонена, но повезло мне только в понедельник.
— Я сейчас в отпуске на даче и собираюсь в город только на репетицию песен для похорон. Извините, у меня очень мало времени, — произнес он.
— Речь идет о расследовании убийства. — Я пыталась говорить официальным тоном.
— Да, конечно, я готов вам помочь. Вы могли бы прийти сегодня вечером к нам на репетицию. Где-нибудь в районе восьми.
Меня это устраивало. Заодно я смогу увидеть и остальной состав хора, не только свидетелей преступления, и побеседовать с ними о Юкке.
Мартти Мяки позвонил в четверг. Поколебавшись пару секунд, он рассказал мне, что в ночь убийства его не было дома. Когда я спросила, кто может доказать его алиби, он очень смутился.
— Ну это… Я не знаю, как ее зовут. Мы случайно познакомились за стойкой бара в Кайвохуоне. И провели всю ночь в гостинице «Ваакуна».
Мы договорились, что он придет ко мне побеседовать сразу, как только вернется в Финляндию. Наверное, с моей стороны было наивно ему верить, но у меня не оставалось другого выхода. Зачем Мяки понадобилось прятать топор под сауну? Возможно, Койву что-нибудь узнает, зайдя в бар в Кайвохуоне с фотографией Мяки. Или Мяки вспомнят в гостинице «Ваакуна», и, если повезет, мы даже найдем женщину, с которой он провел ночь.
Я ушла с работы чуть раньше семи. Накануне вечером допрос свидетелей случая с поножовщиной затянулся далеко за полночь, поэтому сегодня я чувствовала себя усталой, болела голова. Мне так хотелось, чтобы дома меня кто-нибудь ждал с горячей ванной и холодным пивом. Или хотя бы встретила, мурлыкая, кошка… Я надеялась, что репетиция не затянется надолго, ведь дома надо было еще убираться, стирать белье, готовить что-нибудь на ужин и ухитриться поспать хотя бы часов шесть.
В трамвае по дороге на репетицию хора я вспоминала отчет Койву о походе по злачным заведениям. По его словам, сначала бармен вспомнил, что встречал Юкку, но потом замялся и ушел от разговора. Койву сказал, что с женщинами было еще сложнее. У него создалось впечатление, что многие из них его узнали, хотя никто в этом так и не признался. Может, Койву слишком мягко разговаривал с ними?