Тони тихо хмыкнул, отпуская мою ладонь. Кошки на душе попрятались по темным углам, а трепыхающие крыльями в минуты волнения птицы исчезли в клетках. Стало непривычно пусто.
Остаток пятницы, проведенной, по традиции, вместе, прошел без оказий. Ближе к позднему вечеру мы перебрались в спальню, где, оккупировав интернет, спустя минуту очередного спора решили загрузить фильм. Очередной боевик, где каждый герой с мастерством бывалого гонщика угоняет спортивные тачки, стреляет из краденных пистолетов с нескончаемым запасом пуль, целует длинноногих красоток и ведет нудные диалоги с главой мафии вместо того, чтобы прострелить ему голову и умчаться в закат. Что взять с этих мальчишек. Мелодрамы со мной никто не подписывался смотреть, и даже в системе «выбора большинства» я всегда проигрывала.
К нам заглянул поздороваться отец, вернувшись со смены. Удивительно, но он был в относительно добродушном расположении духа, хотя мне всегда казалось, что наши «посиделки» особого восторга на его счету не вызывали. Полагаю, переломным моментом стал тот самый разбитый горшок, который сменил виновато машущий лапой манэки-нэко.
Остаток пятницы прошел без ссор.
И без сообщений Киллиану.
***
Тыквы, тыквы, тыквы поют песни!
Несмотря на то, что Хэллоуин приходился на понедельник, субботним утром меня разбудил звонок не менее сонного Тони, хриплым голосом повествующего, что родители улетели «по делам» на все выходные, а Джарвис «впряг» его в эту «жуткую, нудную и никому не нужную муть» — украшать дом к празднику.
Я с досадой отметила, что мой папа еще не покупал тыкву, как всегда не имеющий никакого желания отмечать Хэллоуин. У нас вообще каждый праздник встречался, как поминки. Никому, кроме меня, в доме это не было нужно. После маминой смерти он точно внес слово «веселье» в черный список и мысленно сжигал на костре каждого, кто осмеливался его произнести.
Снежку и подавно было на все плевать.
В такие моменты я больше обычного благодарила Всевышнего за то, что есть в мире люди, вроде Эдвина Джарвиса; вот в ком точно ни на минуту не угасал огонек жизни. Наверное, если бы мы с Тони и Хэппи сложили все свои «проценты» радости относительно надвигающегося Хэллоуина, не смогли бы переплюнуть его.
Полагаю, это был его любимый праздник. Дворецкие всегда были темной фигурой в детективных английских историях.
Джарвис заехал за нами около полудня, и я с искренним восторгом отметила, что в машине уже сидел Джеймс. Конечно; какое дело обойдется без него, если Тони взялся собрать всю свою «банду» для решения задач особой «сложности».
— Привет, — он расположился спереди, а я вцепилась в спинку сидения, подтягиваясь ближе, едва Хэппи разорвал мужское рукопожатие.
— Эй, Джин, — Роуди обернулся ко мне, улыбаясь тепло. — Ты как?
Он не говорил ничего конкретного, но по взору становилось ясно, что в слова вложен подтекст. Вот же поганство. После той вечеринки мы ни разу не созванивались, но факт, что он запомнил, одновременно и грел душу, и нагнетал неловкость.
— Ам… нормально.
Он легко кивнул и шепотком добавил:
— Не заморачивайся.
К сердцу неожиданно прибила волна умиротворения, позволяющая ощутить себя чуточку лучше, пусть фраза была такой типичной и избитой.
Словно человеку необходимо почувствовать, что он не один. И дышать тогда станет немного легче.
Ехать до дома Старков — около часа. Хотя я, если честно, называла его про себя ни много ни мало особняком с идеально стрижеными кустами, ухоженным садом, аккуратно вымощенными тропинками и широкими лестницами. Хэппи, оказавшись в гостях у Тони впервые, употребил сравнение «как дом с приведениями», но на деле ничего «ужасного» в пресловутом особняке не было: светлая кирпичная кладка, красивые белые окна, занавешенные полупрозрачным дорогим тюлем, в меру разросшийся в пределах первого этажа со стороны улицы плющ. Дом резко выделялся на фоне типичных для нашего города строений, но я бы назвала его вполне «американским». Чем-то напоминал виллу Кэлоуэй из «Двое: я и моя тень».
Тони выглядел не выспавшимся, однако ворчать по обыкновению не стал. Даже в шутку во время приветствия назвал Джеймса «сладеньким», за что получил резонное: «Угомонись».
Я бывала здесь не часто, и ныне с легким благоговением прохаживалась вдоль холла, пока мальчишки обменивались «любезностями» и определяли минимум мест, которые следовало бы украсить. Основной частью дома, по словам Тони, займется персонал позже, а нам выделили столовую и гостиную. На замечание Роуди, что он и сам мог бы управиться с возложенной задачей меньше, чем за час, Тони поинтересовался, как тот относится к бильярду и пиву добрым субботним вечером, и в ответ на понимающую улыбку произнес: «Не благодари».
И так всегда. Парни находили развлечение по душе, я — слонялась вдоль увешенных картинами и бра стен да фантазировала, как было бы здорово жить в подобном месте. Иногда забредала на кухню, где занимался творческой стряпней Джарвис, и становилась первым дегустатором его неземных пирожных, а заодно узнавала какие-нибудь истории, связанные с детством Тони, поведанные по принципу «слово за слово». Наверное, это чудесно — иметь такого взрослого друга, который знает тебя с пеленок и может выступать понимающим наставником.
А одним январским вечером я познакомилась с женщиной практически безупречной внешности, при одном взгляде на которую становилось очевидно: это она.
Темные кудри, глубокие карие глаза, игривая полуулыбка. Классическая черная юбка и пастельных тонов блузка, идеальная осанка. Высокие каблуки и неброские, но явно дорогие украшения. Глядя на почтение, с коим держалась Мария, я понимала, что она превратится в мою сильнейшую ассоциацию со словом «леди».
Из уст Эдвина, миссис Старк пребывала в частых разъездах, подобно Говарду.
Я не знала о ней ровным счетом ничего, кроме факта, что этой особе нравились вещи в викторианском стиле, классическая музыка и красное вино. Ее образ состоял из крошечных деталей, из которых, увы, было слишком собрать единую мозаику. Но я помню, как Тони рассказывал, что в детстве, когда он подолгу не мог заснуть, или за окном бушевала гроза, Мария приходила к нему в спальню и пела песенку про кота Мурлыку, стихи которой жили в его памяти до сих пор, и что он очень любил подсаживаться к ней и во все глаза наблюдать, как она изящно играет на массивном рояле.
От ярчайшего представителя декора, к коему лежала ее душа, — столика с резными ножками, — я и отвернулась.
— У нас есть… — Тони зашуршал принесенным пакетом, напоминая ребенка, заползшего под рождественскую елку. — Флуоресцентные кошки в шляпах?
Лицо Джарвиса оставалось невозмутимым, но от гипотезы, что все покупки представляли собой его субъективный выбор, хотелось улыбаться. Поразительно, как один человек мог преображать атмосферу в доме и влиять на настроение другого; мне отчего-то думалось, что Эдвин играл огромную роль в жизни Тони, и кто знает, был ли он вообще единственным, кто по-настоящему заботился и любил «мистера Старка» младшего со всеми его капризами и подростковыми бунтами.
Мы с Хэппи крутились у камина, расставляя в ряд декоративные свечи в маленьких позолоченных стаканчиках. Невероятная красота. Что бы там ни говорили, а богатым быть хорошо. Стоило продать душу за такой дом и каждый праздник носиться в охапку с ворохом хрупких изящных штучек, а потом расслабляться в кресле и счастливо оглядывать окружающие хоромы.
— Неплохо, а? — обратился ко мне Хэппи, пока я аккуратно развешивала «паутину».
— Да. Было бы здорово побывать здесь на приеме, — в мыслях пронеслись дамы, облаченные в изумительные наряды, держащие увешанными бриллиантами пальцами бокалы с шампанским.
— Я про ворону.
А я слишком замечталась.
И посему коротко ойкнула, завидев перед глазами мерзкое крупное чучело. Держу пари, свежее.
— Мило.
Хэппи моего сарказма не различил, а на перекошенное лицо внимание вовсе не обратил. Лишь продолжил со всех сторон разглядывать несчастное некогда животное, трогая то лапы, то клюв. Случилось бы забавно, если б птица внезапно ожила и цапнула его — чтоб неповадно было.