В голову закрались мысли о том, что с Брюсом сего явления не возникло — «приятельская волна» установилась сразу, говорить с ним было приятно и незатруднительно, слова воистину лились нескончаемым потоком, и хотелось обсудить все на свете: любит он чай или кофе, где покупал наивкуснейшие пончики с сахарной пудрой, на самом ли деле ему нравятся истории о Шерлоке Холмсе и почему. Превращаться неожиданно для самой себя в подобие экстраверта, покуда, как правило, болтливый до безобразия Тони молча пил чай и лишь изредка дополнял дискуссию репликами.
С Киллианом было сложнее. В его обществе я не чувствовала себя раскрепощенно, тщательно подбирала произносимые слова, возвращала улыбку не до конца искреннюю. Может, теория о «своих» людях действительно имеет место быть? Как иначе объяснить летящее притяжение к одним, которых чувствуешь, точно самих себя, не контролируя речь и незаметно делясь всем без разбора, и сковывающую опаску по отношению к другим?
Будь я смелее и бесцеремонней, обязательно попросила бы у Брюса номер и была счастлива от одной лишь возможности дружить, но мне, увы, даже представлять было неловко, что он обо мне подумает, обратись я с сего рода просьбой. Не исключаю, что Олдрич хороший парень, но…
Мы будто выпали из разных коробок пазлов.
— Все то же вселенское господство, забыла? — он повернул ключ в замочной скважине, и за дверью послышалось шкрябание да тихое поскуливание. — Но сперва напою тебя чаем… Ахилл!
Золотистый ретривер подал звонкий голос и подпрыгнул на задних лапах, готовый сбить Киллиана с ног порывом отчаянной собачьей преданности.
Мне удалось временно избежать нападения, спрятавшись за спиной Олдрича. Ахилл тянулся дружелюбной мордой к лицу, периодически чмокая длинным языком и пытаясь облизать зажмурившегося Киллиана.
— Ну, все-все, — он почесал собаку за ухом и коротко наклонился вперед, подставил щеку, сдаваясь, что против воли вызвало у меня улыбку. — Прекращай шалеть. Надеюсь, ты не боишься собак, — обратился ко мне, — а то эти больно любвеобильные.
— Не боюсь, — подбежавшая дворняжка, с любопытством обнюхивающая сапоги, была совсем маленькой, игриво махала хвостом и взирала с чистейшим доверием. Нотти, надо полагать; вспомнилась фраза о том, что собаки помнят доброту. — Привет, — я присела на корточки, поглаживая пальцами черепушку размером с собственную ладонь. Шерстка оказалась мягкой и гладкой на ощупь.
Задавшись вопросом, есть ли «Ахилл» — сокращение от «Ахиллес», мы завели разговор о мифах Древней Греции, плавно перетекший в тему экзаменов, что скоро набьет оскомину, да личных профильных предпочтений и планов о поступлении. Олдрич знал историю поверхностно, без свойственного мне фанатизма, зато всей душой проникался к биологии, о которой я выговорилась с откровенным «фи».
Интерьер был обставлен просто, но вполне в стиле домов близлежащей территории: везде доминировали приглушенные, коричневые или оливковые, теплые и темные оттенки. Отсутствие вычурности.
Слово за слово, оказались в его комнате. Полнейший минимализм: кровать да тумбочка, компьютерный стол, небольшой комод. Из «декора» здесь был разве что ковер и постер с серфером над спальным местом. Предложение посмотреть фильм было таким же ожидаемым, как и рассвет, ступающий на смену ночи. Однако мне невероятно свезло: никаких «диванных посиделок»; только пара стульев у компьютера и огромный пакет с чипсами, желание опустошить который пересиливало даже недавнее воспоминание о не сошедшихся джинсах.
Контроверза между «Троей» и «Отступниками» была забавно-яростной, но короткой; на секунду сделалось чуть грустно от осознания, что Олдрич — не Старк, который бога переспорит, лишь бы оставить последнее слово за собой. Киллиан смирился непозволительно быстро. Впрочем, удивляться нечему.
Впервые хронометраж показался до безобразия долгим: вероятно, виной всему был пресловутый компаньон, в обществе которого я даже чипсы старалась жевать тише привычного. Пару раз он отходил за спрайтом и стаканами; моментом прокручивая в голове все отрывки рассказов Тони, как он уже после пятнадцатой минуты сводил «предложение посмотреть фильм» к своим истинным намерениям, и, не желая попасть в аналогичную ситуацию, я нажимала с «паузы» на кнопку проигрывания сразу, стоило Олдричу появиться в проходе.
Хороший день или безукоризненно сработавшая тактика — избежать «неловких моментов» получилось. Не считая тех, когда на экране мелькали постельные сцены. Не то чтобы я голых мужчин не видела (то, как Старк настойчиво пытался показать мне порно в пятнадцать лет, останется глубокой психологической травмой на всю жизнь), но присутствие Киллиана заметно… накаляло атмосферу. И чем дольше я пребывала на его территории, тем опасней казалась каждая тикавшая минута.
Я продемонстрировала чудеса фальшивейшей игры, которую он заметил только с третьего обращения взгляда к настенным часам, поинтересовавшись, не спешу ли я куда. «Не особенно, просто отец…», мешанина самой неубедительной лжи на свете про неотложные дела, было бы здорово задержаться подольше, но неловко — обещала, дескать, помочь… как насчет того, чтобы наверстать выходной в другой раз…
То ли Олдрич оказался до неприличия наивным (в чем я крайне сомневалась), то ли тактично подыграл.
Грызущую в противовес собственным интересам совесть пришлось унять попытками развязать болтовню: о собаках, нравится-ли-тебе-серфинг, а знаешь, в кино скоро стартуют неплохие новинки, — он даже согласился довезти меня обратно.
После третьего уточнения, не сердится ли он на мое положение, с последующим извинением и все нарастающим утомлением в отрицательных ответах, я предпочла замолчать и уткнуться в окно. Туман, сгущавшийся над склоном, рассеялся.
Эгоистичная часть меня задавалась вопросом: на кой черт пытаться быть милой с человеком, у которого ты, представься случай, за милую душу стерла бы все воспоминания о собственной персоне; другая упорно стремилась угодить всем и вся в ущерб себе. К сожалению, первая активировалась совсем редко: в минуты ревности к чему бы то ни было или приступы дурного настроения. А ведь себялюбие, пожалуй, иногда не самая худшая черта характера.
Старк же существует как-то — вполне довольный жизнью, между прочим.
Киллиан притормозил на Восток-Кинкейд-стрит 12. Вид у него был… решительный. Стало немного не по себе, когда он с коротким: «Погоди» первый выскользнул из машины только затем, чтобы открыть дверь мне и улыбнуться. Как-то фальшиво.
Распрощаться поскорее желалось знатно, но он бесцеремонно последовал за мной к крыльцу.
Дурной знак.
— Так, говоришь, хорошие новинки выходят?
Я оттягивала шаг, по-детски надеясь, что он остановится посреди тропинки, развернется и уедет, но Олдрич только затронул тему, о которой я была бы рада ввек ничего не знать.
— А, да, мы с Тони почти на все премьеры ходим, он любитель кино, — имя — как спасательный круг. Я цеплялась за любой выступ, боясь падения в адскую пропасть «Олдрич Киллиан», намекая всеми возможными способами на то, что наше общение едва ли пересечет отметку «приятельское».
— Как насчет «Интерстеллара»? Он еще идет, я не видел.
Мы подошли к крыльцу, и я оказалась буквально зажатой между домом и ним.
— Я уже ходила, — вообще-то, компанию Тони составлял в том походе Хэппи, ибо воскресный вечер двадцать шестого октября оказался мерзопакостно-промозглым и дождливым, отбивающим всяческие порывы вылезать из-под одеяла, но Киллиану подробности знать не обязательно.
— «Большие глаза»? Премьера как раз завтра.
— Давай завтра и созвонимся? — пожалуй, еще чуть-чуть, и я обкусаю губу с внутренней стороны до крови.
Он хмыкнул. Сделал шаг ближе.
Как в тот раз.
Паника.
— Созвонимся.