Эдвард молча проводил взглядом тонкую фигуру оценивая опущенную голову и сжатые в кулак руки. Вымученно застонав он потер лицо ладонями, встал и пошел делать заказ.
— Маршмеллоу? — Спросила не улыбчивая, но все равно приятная девушка. — Сироп?
— Да, немного, — согласился рассеяно парень, забирая горячий напиток. Мыслями он был весь в предстоящем разговоре. Поговорить им следовало. Не в его привычке пускать все на самотек. И тем более, когда это касалось близких ему людей.
Скорпиус сильно задерживался, собственно не удивительно, подросток пытался собрать свои мысли в кучу. Оставшись один, в запертой кабинке он по началу понял, что непрошеной истерики, к которой сам себя и подвел не избежать. К трясущимися рукам подключились губы, кривя уголки вниз. Сжатые крепко челюсти не помогали вернуть самообладание лицу. А потом и слезы по щекам потекли. Он стыдливо вытер их, рыкнул сквозь зубы, тихо и низко с присвистом загоняя потом воздух обратно. Пару глубоких вздохов, разбитый палец на ноге, немного привел в чувство, туфля не пострадала, только носок обтерся о плитку стены. Пинать стены ему до этого не доводилось и сейчас он крайне пожалел о своих действиях.
— Черт-черт-черт, — парень потрогал палец через башмак и тот отозвался острой болью.
Маршмэллоу в чашке уже разбух когда Эдвард увидел неуверенно двигающегося к столику парня. Хромату тот пытался скрывать, но боль при шаге его отвлекала.
— А давай потихоньку в сторону Хога пойдем? — Попросил Малфой оценив, что кружка все равно разовая и напиток можно забрать на вынос.
Шли какое-то время молча, неспеша. Скорпиус медлил из-за ноги, а Эдвард потому что хотел поговорить. Люпин уже несколько раз прикусывал себе щеку изнутри, чтобы не начать нести ахинею, которая рвалась бессвязной кучей оправданий. Собственно дело было простое, он жалел, что так ответил Бьянке, так как не подумал, по незнанию, о чувствах Скорпиуса.
Бьянка знала, что Эдвард очень тепло относится к своему приемышу и год назад она стала подмечать, всякие глупости. «Ты его сейчас взглядом съешь, Тедди; смотри как Фил Томас клеит твоего блондинчика, а ты клювом щелкаешь; ты уже решил как проведешь зимние каникулы во Франции? Смотри, первое рождество с будущим зятем, не ударь в грязь лицом», — в таком духе. Обычно такое происходило когда их не слышал Скорпиус и конечно он огрызнулся так же, как обычно и в этот раз.
Если разбираться, то Эдвард всегда замечал какой привлекательный и трогательный в своей тонкой пластичности Скорпиус, ему он нравился. С начала как ребенок, потом как друг. А в начале прошлого учебного года парень вернулся в школу резко вытянувшись за лето, с начавшим ломаться голосом, на его лице стали вырисовываться более взрослые черты, пропала округлость щек. Да и взгляд стал каким-то взрослым, не таким распахнутым, а более сосредоточенным и как казалось Эдварду, даже, томным. Собственно он и правда пялился на него, а этот Томас его бесил, так как вился рядом с его подопечным. Все замечания Бьянки попадали в цель, оттого бесили его. Бесило его еще и то, что она понимала его чувства быстрее, чем он сам приходил к ним и принимал. Или как это чувство, к Малфою, пытался затолкать подальше. Парень просто не ожидал, что они могут быть взаимными.
Честно, перед рождеством он нервничал знакомясь, на этот раз официально, с мистером и миссис Малфой, а так же со старшими Гринграсс. Он в принципе не ожидал, что его на домашнем празднике примут в свой круг, считал, что зря согласился, ведь скорее всего, это просто жест приличия и стоило отказаться. Но он был приятно удивлен той теплой обстановке, царившей в имении. Скорпиус за те каникулы расцвел ещё больше, его голос стал более низким и каким-то бархатистым, по мнению Люпина. А еще его поразило как Скорпи не стесняясь дарил объятья матери и отцу, бабушке и дедушке. Тетю Дафну он вовсе расцеловал в обе щеки при встречи. Не боялся показывать ему, почти постороннему его семье, ту любовь, которую он может дарить близким. И Эдвард, честно, немного позавидовал, ему хотелось чтобы Скорпиус ластится к нему так же как к своей семье. Но на тот момент, он не собирался принимать свои чувства, пытался навязать им другое значение, убеждая себя, что они друг для друга братья. Просто родственная связь берет свое. Ну, и что, то что дальние, все равно ведь иначе нельзя. А то, что это не порицается среди аристократии — так он же и не знал. И вообще это все дурные заморочки богатых родов. Конечно он и сам часто попадал в объятия Андромеды и Молли, реже его могли обнять тётушки Гермиона и Джинни, но вот с тем же Гарри он обнимался наверное в последний раз в лет двенадцать. Может это была мимолетная зависть к тому, что он сам не такой тактильный как Скорпиус, а не к тому, что он обнимает не его.
Кстати, о крестном Люпина, Гарри в последние полтора года стал его реально волновать. Уж очень он стал изматывать себя. Тот до сих пор не рассказал, что случилось с аркой смерти которая теперь не стояла в министерстве и считалась временно потерянной. Хотя должна была быть перенесена в Азкабан. Вот только Гарри не перестал пропадать за своими исследованиями, а как будто окончательно ушел в ни с головой. Кажется вовсе не спал и редко участвовал в жизни крестника. Повлиять на него никто не мог, радовало, что контракт с директорством в школе закончится в этом учебном году и может тогда Поттер наконец-то успокоится и отдохнёт.
— Скорпи, — подал голос Эдвард, — я не хочу чтобы ты расстраивался из-за моих резких слов.
— Каких слов? — Они ведь и правда родственники, троюродные братья. Блондин не питал особых надежд на этот счет, вот только почему-то услышав все-таки мнение Эдварда, был выбит из колеи. Бушующие гормоны и остатки надежд больно кольнули подростка.
— Просто хочу сказать, что если ты… Или я испытывал бы к тебе симпатию, то троюродность ни как бы этому не помешала, — все-таки не так он хотел начать разговор. — Тут дело больше в том, что тебе четырнадцать.
— Мне почти пятнадцать! — Слишком резко возразил парень, будто это было самым важным из того, что хотел донести Люпин.
— Я заканчиваю учебу в следующем году, — продолжил деликатно тот. — А ты сможешь оглянуться вокруг и увидеть красивых девушек и парней, так как я больше не буду забирать твое внимание на себя.
— Мы и так почти не видимся, — фыркнул Скорпиус, боясь смотреть в сторону Эдварда поняв, что тот понял его чувства. — Что ты хочешь сказать? — Прикидывался парень, пытаясь обмануть, тем, что он не понимает о чем речь.
— То что потом мы будем видеться вовсе только на твоих каникулах и то не часто и не всегда.
— Я тебя не понимаю. — Он правда боялся даже подумать, что таким образом Люпин признается ему в симпатии, разочарование было бы слишком сильным. Так, что он упорно делал вид, что не улавливает смысла.
— Я о том, что начинать что-то сейчас нет смысла, — нервно отозвался парень.
— Что начинать, Эдвард? — Юлить не осталось сил.
— Отношения! — Тонко подводить к проблеме и дальше не хватило сдержанности.
— С кем? — Для того, чтобы окончательно рухнули сомнения оставалось совсем немного.
Перестав смотреть под ноги Скорпиус наступил на камень носком туфли, от прострелившей палец боли которая прострелила даже в голень он чуть не потерял равновесие. Эдвард подхватил парня под локоть, но вот почти полный стаканчик какао упал на мощенную дорожку.
— С тобой! — В этот же момент прозвучал ответ. — Что с твоей ногой? — Наконец сообразил парень.
— Ударил…ся, — теперь боль стала ноющей и скрывать не было сил, видимо этот камень окончательно добил палец.
— Давай я посмотрю, — он помог дойти парню до ближайшей скамейки.
Благо теперь дорога от Хогсмида до Хогвартса имела вид приличной аллеи и именовалась «Аллея Славы». Вдоль нее стояли скамейки с удобными спинками, а около бордюров лежали камни, отколотые когда-то от самого Хогвартса. Почти на каждом было выгравировано имя погибших в войну. На двух таких Люпин все время видел свою фамилию и как бы он не хотел, но в груди что-то сжималось.