— Он правда так и сказал, — говорила я потом мужу в машине NBC. — Сказал «гротескно приятно», «развлекательный доллар» и что я обаятельный гость. Никто нас не слышал.
Дик со своим водителем уже уехал вперед, подобрать Чармян и встретить нас в «Ривер Кафе», где мы четверо всегда старались собраться, когда мы с Руди приезжали в город. Я посмотрела на нашего водителя, впереди, через стекло; он снял фуражку, волосы были прилизаны, не голова, а фотография.
Муж, со мной на заднем сиденье, держал мои руки в своих. Его галстук и платок были ровными, заподлицо. Я почти чувствовала его облегчение. Когда я увидела его сразу после съемки, он невероятно расслабился. Леттерман объяснил аудитории, что мне уже пора ехать, и меня проводили со сцены аплодисментами, пока Дэвид представлял самопровозглашенного короля продаж кухонных приборов, на котором был значок клуба «Элкс».
— Ну конечно он так и сказал, — сказал мой муж. — Это как раз в его духе.
— Вот именно, — настаивала я, посмотрев, что у него в руках.
Мы ехали на юг.
— Но это не значит, что он действительно такой, — сказал он, глядя на меня очень прямо. Потом тоже посмотрел на наши руки. Наши три кольца оказались рядом. Я почувствовала, как его люблю, и придвинулась ближе на мягком кожаном сиденье, лицо горело и болело. Пустое ухо чувствовало себя немного изнасилованным.
— Не больше, чем ты, когда обрабатывала его там так, как я в жизни не видел. — Он посмотрел на меня с восхищением. — Ты талантливая актриса. Выслушала все указания. Ты справилась, заработала нам обоим уважение и пережила появление на анти-шоу. — он улыбнулся. — Ты отлично потрудилась.
Я отодвинулась от мужа, только чтобы посмотреть ему в очень чистое лицо.
— Я не играла, у Дэвида Леттермана, — сказала я ему. И я была искренна. — Скорее, это вас с Диком мне пришлось… обработать. — улыбка Руди не пропала. — Он не хотел надругаться, — сказала я. — Он был веселый, Руди. Мне было весело.
Он зажег длинный Галуаз, улыбаясь.
— Как и снялась для «прикола»? — спросил он сухо. Притворился, что почти подтолкнул меня под бок. Дорогой район, который я помнила, сменился недорогим, что покатился по обе стороны от нас.
И хочу сказать, что когда муж меня почти подтолкнул, я почувствовала в глубине души что-то мрачное. Почувствовала, что это паршиво, раз мой собственный супруг не может отличить, была ли я серьезной. Так я ему и сказала.
— Я была такой, какая я есть, — настаивала я.
И увидела в лице Руди то, что выдавало мое лицо, когда я понятия не имела, о чем говорили он, Дик или даже Дэвид. И почувствовала ту же странную почти-панику, которую, как теперь понимаю, он чувствовал всю неделю. Мы оба слушали, как через решетку интеркома просачивалось что-то барочное.
— Как на мой день рождения, — сказала я, держа руку мужа в своей. — Мы же всё решили, на мой день рождения. Выпили за это вина, Руди. Взяли факты и внимательно их рассмотрели, вместе. Буквально на прошлой неделе мы вместе решили, что я такая и есть.
Муж высвободил руку и пощупал решетку панели. Непокрытая голова водителя-латиноамериканца была наклонена. Я заметила, что часть его шеи без пигмента. Светлая зона имела форму круга; она уходила в темные волосы и терялась из моего виду.
— Он наклонился ко мне, Руди. Я видела все его лицо. У него веснушки. Я разглядела маленькие точечки пота на свету. Маленький прыщ рядом с ярлычком. Его глаза такого же цвета, как джинсы летом у Джейми и Линетт. Я посмотрела на него. Я увидела его.
— Но мы же тебе объясняли, Сью, — сказал муж, потянувшись к карману пиджака. — Он попал на телевидение в 1989-м, чтобы все на него смотрели, именно потому, что его нельзя увидеть. В этом-то все и дело, да. Что никто не таков, каким ты его видишь.
Я посмотрела на него.
— Ты правда думаешь, что это правда.