Однако чем больше я рассматривал себя, тем больше убеждался, что не могу полностью отнести себя к европеоидному типу. У меня налицо был широкий и слабо выступающий нос и толстые губы. Может быть, я негроид? Я потрогал свои волосы и убедился, что они прямые и жесткие, как у монголоидного типа. Я закатал рукава и посмотрел на свои руки. Ну, конечно! Слабый волосяной покров негроида! Я не мог отнести себя ни к одной из известных рас!
Это подтверждало мои подозрения: я невероятная смесь.
Я сдал книгу и вернул зеркальце библиотекарше.
На контроле старушка подозрительно посмотрела на мой читательский билет и сказала, чтобы я подошел к окошку регистрации новых читателей.
За окошком сидела Лена Шевченко.
Увидев меня, Лена Шевченко обрадовалась, как можно обрадоваться только при виде родного человека.
— Как хорошо, что вы не ушли! — воскликнула она. — Вы забыли написать свою национальность!
Не знаю, побледнел я или покраснел от этих слов, только почувствовал, что кровообращение во мне прекратилось. Моя разноплеменная кровь похолодела.
Когда я пришел в себя, мне захотелось обнять Лену Шевченко. Расцеловать ее. Как самого близкого мне человека! Но я сдержался.
— Лена Шевченко, — негромко сказал я, — я не забыл свою национальность. Я просто пока не знаю ее.
— Не знаете? — удивилась она. — Как не знаете?
— У меня были родители, но я не помню их.
Лена Шевченко внимательно прочла мою анкету и сказала:
— Вы же типичный украинец! Михаил Тарасович Котляренко! Я тоже Тарасовна и тоже кончаюсь на «ко». Вы же типичный украинец!
Я мысленно прыгал от радости.
— Правильно! — закричал я. — На ««о» все украинцы: Шевченко, Котляренко, Политыко... Во мне течет украинская кровь!
Лена Шевченко посмотрела на меня и рассмеялась.
— Конечно, вы можете поставить любую национальность, — сказала Лена. — Это ваше личное дело. Но я бы посоветовала выбрать украинскую.
Я написал так, как советовала мне Шевченко.
В тот же день я встретился с Леной Шевченко еще раз. Мы пошли в кино. Неожиданно в киножурнале нам показали лучшего таллинского маляра. Этим маляром оказался мой Курт. Лене Курт очень понравился. Я был горд.
Вечером мы сидели в зале филармонии на концерте Зары Долухановой. Она пела о том, что ее родина — самая солнечная страна и что Арарат ближе всех к солнцу...
Где бы мы. ни были в этот день, я чутко прислушивался к голосам своих родственников.
Самое замечательное было то, что никто из них не сказал мне, что ему не нравится украинка Лена Шевченко. Наоборот, все в один голос хвалили ее.