Горечью ее слов обливает с ног до головы. Было дело. Ни к чему необязывающий перепих устраивал всех. Но если с моей стороны это была чисто физиология, то с ее нечто большее получается.
— А я что-то обещал тебе, Наташ? — осторожно спрашиваю.
Не хочу быть последним скотом. И ее унижать своим отказом тоже не хочу. Нужно по-человечески выяснить. Сентиментальная сопливость — последствия ранения, наверное.
Она плачет, что ли?
— Наташ, остановись, — прижимаю голосом. — Я повторяю, тебя все устраивало. Ты сама говорила. Так что теперь? Я ничего тебе не должен, и ты мне тоже не должна. Извини.
Ничего себе полежал в больнице. В последнюю очередь ждал выяснения псевдо-отношений. Весь срок ни намека, а на выписке сюрприз. Не то, что это трогает сильно, но сейчас я сторонних баб воспринимаю сложно. Все прошлое кажется странным и ненужным. Я не хочу ничего ворошить.
— Ты прав.
Она молча закрывает документы.
— Спасибо.
— Макс, — догоняет у двери голос Наташи. — Я желаю тебе счастья, — пожелание звучит словно проклятие.
Киваю и выхожу.
Это мне что каждая баба при встрече будет так предъявлять? На хера? Искренне не догоняю, зачем устраивать говнотерки на ровном месте. Постель, блядь, не повод для знакомства, если что.
Из госпиталя выхожу с собранным рюкзаком. Жду, когда Лось пригонит мою тачку. Морозно уже. Жадно вдыхаю воздух после теплого больничного. Пьяно немного. Больше закорачивает от того, что скоро увижу Нику. Девочка моя. Нежная и хрупкая. Маленькая. На руках затаскаю!
Меня даже не сильно Кир заботит. По словам Булата понял, что несильно там ему что-то удалось. Значит, моя она. По-любому моя.
Первая тяга ведет в сторону. Завязать бы, но не могу. Очухавшись, затягиваюсь повторно и с удовольствием дым выдыхаю. Наблюдаю, как он клубится в холодном воздухе. Кайф. Впереди пара месяцев отдыха от сволочного бытия. Заберу малышку и махнем с ней на белые пески. Будем пить коктейли, опустив ноги в соленую бирюзовую воду.
Одно воспоминание о ней и члену тесно становится. Я пиздец как соскучился. Просто труба. Дожал ее, добился, застолбил. Пометил собой, как гребаный маньяк кончал в нее в надежде, что забеременеет. Так ее присвоить еще крепче хотел. Да, возможно, как последняя тварь поступал. Возможно.
Но вашу ж мать!
Она же тоже ко мне далеко небезразлична. Чувствую это, кожей ощущаю. Я люблю ее. До умопомрачения. До ебучих щипучих никогда неведомых мне слез люблю. Вмазался на всю оставшуюся жизнь. Иногда так трясти начинает, когда вспоминаю о девочке своей, что страшно становится.
Весь мир раком поставлю, только бы ей хорошо было. Она моя. Изначально была моей. С того самого момента, как Киру ее показал, а этот сука увел. За спиной увел, хотя я просил не трогать. Думал, как друг присмотрит издали. Присмотрел иуда.
Взглядом выхватываю пятнистый хаммер, осторожно въезжающий на территорию. Он еле ползет к подъезду, где останавливаются скорые. Присматриваюсь. В душе шевелятся нехорошие предчувствия. Схожу на две ступеньки ниже и спускаю с плеча рюкзак.
Дверь открывается. При полной сбруе с автоматами наперевес идет наш следователь. За ним следуют парни. Идут, не спуская с меня глаз. Внутренней чуйкой, понимаю, что попал под замес.
— Тайпанов, ты задержан до выяснения обстоятельств. Пройдем в машину, — спокойно проговаривает Сычев.
Узнаю одного парня. Смотрю на него в надежде, что даст знак. Он лишь пожимает плечами. Типа, сам ничего не знает. Ясно. Главное не дергаться, надеюсь, что все быстро выяснится. Я понятия не имею, что сейчас происходит.
— Причина? — перевожу взгляд на Сычева.
— Поехали, Макс, — наконец, сбрасывает маску, убедившись, что вокруг чужих нет. — Будем разбираться.
— Поехали. Я позвоню?
Не собирался я этого делать, но коль моя поездка откладывается, то придется в эту минуту связаться с Никой. Под кивок Сычева набираю ее номер. Она снимает трубку ровно через три гудка.
— Любимая, — сипну голосом при ее тихом «алло».
— Макс? — со всхлипом тянет. — Откуда ты? Макс! Почему так долго? Почему ты так долго не звонил мне, Макс?!
22
— Как твои дела?
Когда я слышу хрипловатый голос человека, который перевернул мою жизнь, пружина сидящая внутри раскручивается с такой силой, что меня отбрасывает к спинке стула, на котором стараюсь усидеть. Мне становится холодно, а позже, когда леденеют пальцы и сковывает ноги, вдруг таким жаром окатывает, что хочется упасть на пол, свернуться в клубок и заорать, что есть мочи.