— Я поняла, — выкрикиваю раньше, чем он закончит. — Я слышу тебя.
— Моя любовь к тебе… — тормозится с эмоциями, но это не делает его речь менее проникновенной и бьющей в самое сердце. — Она навсегда. Ты… Ты все, что есть у меня. Я так к тебе шел, Ника-а-а… Блядь… Я так к тебе продирался сквозь ебучее время… Сук-ка… Ненавижу… Ненавижу его… Он первым тебя отнял у меня… — я замираю, потому что впервые слышу откровение. — Я приехал, а ты уже с ним. Как не сдох тогда, не понимаю. Люблю. Люблю! Я тебя люблю!!! — рубит так внушающе. Отрывисто и остро падают слова, словно отсекают и вновь наполняют смыслом. — Скучаю, малышка. Так сильно, что…пиздец невыносимо. Дождись меня, Ник. Дождись меня!
И все.
В трубке звучит звук сорванного звонка.
Все…
23
Спустя время.
— Я считаю, что нам нужно снова пожениться.
— А я нет.
— Вероника!
Отодвигаю стул, намереваясь выйти из этой сраной кофейни, куда позвал Кир. Скрежет стула привлекает внимание посетителей. На нас начинают оборачиваться. Кир шипит и призывает сесть обратно. Недовольно приземляюсь на мягкую поверхность и упрямо смотрю на Кирилла.
— Я не хочу, — упрямо талдычу. — Я вообще не желаю связывать себя узами брака с кем бы то ни было.
— Ты озверина напилась, что ли? — кривится Кир. — Со стороны себя видишь? Еще немного и пена польется.
Втягиваю губы в рот и отворачиваюсь. Слепо смотрю в окно. Наплевать что говорит. Просто наплевать. Долгое время ходит, следит за мной. Блюдет образ жизни. Мне кажется, что он считает, что я слабоумная. Проверяет холодильник, спрашивает каждый день тепло ли я одета. Надоел.
Кир то в городе, то пропадает на время. Но даже когда он далеко, постоянно звонит. Не знаю куда ездит, не спрашиваю об этом. Вижу только, что с каждым разом возвращается все мрачнее. Будто грызет его что-то. Он стал более задумчивым, раздражительным и резким.
В последнее время он одержим идеей восстановления отношений. Проходу не дает. Ему очень нужно, чтобы я вновь вышла за него. Зачем?
— Мне пора, — сухо оповещаю. — Нужно к работе подготовиться. Шеф требует годовой отчет. Время перерыва заканчивается.
— Отвезти?
— Пройдусь. Тут идти сто метров.
Кир тарабанит пальцами по столу и смотрит, не моргая. Устало вздыхаю. Как же надоело…
Все. Больше не работает ни давящий взгляд, ни скрежет зубов. Ни черта это не работает. Я умерла. Внутри сухота и чернота. Эти двое меня уничтожили. Я не просила рубиться насмерть, но парни это сделали. Только обо мне они думали в последнюю очередь.
Потираю виски. Голова в последнее время болит все чаще и чаще. Перед тем, как сбежать иду в туалет помыть руки.
— Ника, здравствуй, — знакомый голос полностью дезориентирует.
Не может быть.
Напротив двери стоит, упершись могучим плечом в стену, Лекс. Он разглядывает меня, нахмурив густые брови. И если в первую нашу встречу он был доброжелателен, то в эту минуту совсем нет. С удивлением замечаю во взгляде налет презрения.
Но все равно в груди начинает неистово колотиться. Меня разрывает от нетерпения и чувства, что сейчас что-либо узнаю. Все это время металась в поисках правды, хотя куда и к кому бежать не представляла. Я не знаю о Тайпанове ничего. А Кир слабый помощник.
Что я могла найти? Как было поступить? Не знала. Я не знала.
— Здравствуй.
Еле проталкиваю слово. Ладони мгновенно потеют. Начинает трясти липкая противная дрожь. По спине катится струйка мерзкого пота. Сама не понимаю дискомфорт, пытаюсь проанализировать отчего мне вдруг стало так страшно.
Я, наверное, предательница. Не смогла ничего нарыть про Макса. Не получилось его отыскать. Но это не значит, что забыла его. Просто, чтобы не попасть в дурдом запретила о чем-либо думать в последние две недели. Просто ждала. Что еще оставалось?
Да что такое! Почему я тушуюсь?
Разве то, что выпало половина волос, что вешу сорок восемь килограммов, что синяки на лице ни одним тональным не замазываются, не являются свидетелями моего состояния? А то, что внутри… Стылый пепел там. Но это знать необязательно. Никому. Правда есть минус — я остервенела немного, но это лишь детали.