Часть полков Гренадерского и Московского находилась в карауле, и среди них – полнейший порядок. Те, которые не последовали за сволочью, явились с Михаилом в отличнейшем порядке и не оставляли меня, настойчиво просясь броситься в атаку, что, к счастию, не оказалось необходимым.
Две роты Московского полка сменились с караула и, по собственному почину, под командою своих офицеров, явились присоединиться к своему батальону, находившемуся возле меня. Моряки вышли, не зная ни почему, ни куда их ведут; они отведены в казарму и тотчас же пожелали принести присягу.
Причиною их заблуждения были все лишь одни младшие офицеры, которые почти все и вернулись с батальоном просить прощения, с искренним, по-видимому, сожалением. Я разыскиваю троих, о которых нет известий.
Только что захватили у князя Трубецкого, женатого на дочери Лаваля, маленькую бумажку, содержащую предположения об учреждении временного правительства с любопытными подробностями.
Да будет тысячу раз благословен Господь, порядок восстановлен, мятежники захвачены или вернулись к исполнению своего долга, и я лично произвел смотр и приказал вновь освятить знамя гвардейского экипажа. Я надеюсь, что вскоре представится возможность сообщить вам подробности этой позорной истории; мы располагаем всеми их бумагами, а трое из главных предводителей находятся в наших руках, между прочим Оболенский, который, как оказывается, стрелял в Стюрлера.
Показания Рылеева, здешнего писателя, и Трубецкого раскрывают все их планы, имеющие широкие разветвления внутри страны. Всего любопытнее то, что перемена государя послужила лишь предлогом для этого взрыва, подготовленного с давних пор и с целью умертвить нас всех, чтобы установить республиканское конституционное правление.
У меня имеется даже сделанный Трубецким черновой набросок конституции, предъявление которого его ошеломило и побудило его признаться во всем. Сверх сего, весьма вероятно, что мы откроем еще несколько каналий фрачников[92], которые представляются мне истинными виновниками убийства Милорадовича.
Только что некий Бестужев, адъютант дяди, явился ко мне лично, признавая себя виновным во всем.
Все спокойно.
Будучи обременен занятиями, я едва имею возможность отвечать вам несколькими словами на ваше ангельское письмо, дорогой, дорогой Константин. Верьте мне, что следовать вашей воле и примеру нашего Ангела – вот то, что я буду иметь постоянно в виду и в сердце; дай Бог, чтобы мне удалось нести это бремя, которое принимаю я при столь ужасных предзнаменованиях с покорностью воле Божией и с верою в Его милосердие.
Я посылаю вам копию рапорта об ужасном заговоре, открытом в армии, который я считаю необходимым сообщить вам ввиду открытых подробностей и ужасных намерений. Судя по допросам членов здешней шайки, продолжающимся в самом дворце, нет сомнений, что все составляет одно целое и что также устанавливается определенно на основании слов наиболее дерзких – это что дело шло о покушении на жизнь покойного императора, если бы он не скончался ранее того.
Страшно сказать, но необходим внушительный пример, и так как в данном случае речь идет об убийцах, то их участь не может не быть достаточно сурова.
Я поручаю Чичерину доставить вам эти строки, потому что он будет в состоянии поставить вас в известность обо всем, что вы пожелаете узнать о здешних событиях, и мне приятно думать, что вы не будете недовольны повидать его. Я позволил себе, дорогой Константин, назначить его своим генерал-адъютантом, так как я не мог бы сделать более подходящего выбора для подобного назначения.
Я представляю вам, дорогой Константин, копию приказа по армиям; быть может, вы позволите сделать то же самое по отношению к войскам, состоящим под вашим командованием, так как мне кажется, что все то, что будет напоминать им об их благодетеле, должно быть им дорого[93].
Чичерин не может еще отправиться к вам, дорогой Константин, так как ему нужно быть на своем посту. Все идет хорошо, и я надеюсь, что все кончено, за исключением расследования дела, которое потребует еще времени.
Повергните меня к стопам моей невестки за ее любезную память обо мне; прощайте, дорогой Константин, сохраните ко мне ваше расположение и верьте неизменной дружбе вашего верного брата и друга.
93
В приказе шла речь о передаче полкам гвардии на хранение соответствующих мундиров покойного царя.
94
Русская старина. 1870. Т. 2. С. 531. Собственноручное письмо Николая командующему 2-й армией (в рядах которой служило много видных заговорщиков) было отправлено с ген. – лейтенантом Корниловым.