Выбрать главу

Я —  машина. Я непобедима.

Когда я снова выныриваю после разворота, то слышу,

как мои конкуренты выкрикивают проклятия , и тренер выкрикивает мое имя. Итак, я смогла оторваться, все растеряны, что у Делайлы Макфи наконец наступил большой день.

Теперь я в любой момент могу почувствовать целевой удар, от которого остановится мое время, и объявят мою победу. Вода подо мной кружится, и мои руки упираются во что- то жесткое за моей спиной...

— Аааууу!

Когда я разворачиваюсь, разбрызгивая брызги и срываю очки с лица, я вижу Олли МакЭндрю, которая держится за нос. Кровь потоком бежит в бассейн. —  Ты жульничаешь? —  кричит она.

Я пристально смотрю на нее в ужасе, затем смотрю на девушек, которые вытаскивают Олли из воды. —  Всем вылезти из воды, —  шумит тренер. — Загрязнено телесной жидкостью.

— Ээ... Мне очень жаль, —  заикаюсь я и задаюсь вопросом, что Олли МакЭндрю делала на моей дорожке. Но тогда осматриваюсь.

Как-то я умудрилась пересечь пять дорожек до совсем левой к Олии. И моим убийственным ударом со спины я, наверное, сломала ей нос.

— Как прошла тренировка? —  спрашивает мама, когда я влезаю на пасажирское сидение.

— Я заканчиваю с плаванием, высшей школой, с жизнью, в общем.

— Что случилось?

— Я не хотела, бы говорить об этом, —  мой мобильный пискнул. Джулс прислала сообщение, но у меня нет желания сообщать ей о моей новой катастрофе. Она узнает об этом так или иначе в понедельник в школе, где меня будут задевать хуже, чем прежде.

Моя мама смотрит на меня со стороны. —  Ну да, что бы это ни было, определенно двойной шоколадный молочный коктейль из ресторана Ридгели сможет немного сгладить ситуацию. Давай поедим там.

Я знаю, что это значит очень много для моей мамы. Мы не часто едим не дома. Мы не можем позволить себе это. —  Спасибо, —  бормочу я. —  Но мне больше хочется домой.

— Делайла, —  говорит мама, нахмурив лоб.

— С тобой правда все в порядке?

— Все отлично, мама. У меня просто... целая куча домашнего задания.

На оставшемся обратном пути я успешно избегаю любой беседы. Когда мы останавливаемся на въезде, я сразу несусь в дом и поднимаюсь в свою комнату. Книга все еще лежит на кровати, где я ее положила.

Я открываю ее на сорок третьей странице, где она открывается практически самостоятельно, корешок книги, наверное, уже переломился на ней, и нахожу Оливера у подножия скалы. Он одаривает меня сияющей улыбкой. —  Тренировка по плаванию была прекрасной?

До конца урока плавания я взяла себя в руки. И в раздевалке, где все шушукались и ядовито сверкали глазами, и во время десятиминутной поездки домой.

Но сейчас, перед Оливером, я теряю самообладание и начинаю плакать. При этом слезы капают на страницу. Одна слезинка приземляется Оливеру на голову и разрывается как водяная бомба. Он промокает насквозь.

—  Извини, —  соплю я.—  У меня был ужасный вечер.

—  Может, я могу тебя ободрить? —  говорит Оливер. "Уже то, что ты здесь подбадривает меня," —  думаю я и понимаю, что после истории с носом Элли Макэндрюс, Оливер был единственным человеком, которого я хотела видеть.

Разве только Оливер, в сущности, не человек.

Я вытираю глаза. —  Я чуть не утопила самую популярную девушку в школе, ту самую, которой я раздробила коленную чашечку в прошлом году. Когда я в понедельник утром приду в школу, меня все будут ненавидеть.

—  Я не буду тебя ненавидеть, —  утешает меня Оливер.

Я робко улыбаюсь. —  Спасибо. Но, к сожалению, ты не ходишь в мою школу.

—  Но я мог бы, может даже раньше, чем ты думаешь...

У меня округляются глаза, когда я начинаю понимать, о чем он говорит. —  Ты нашел другой путь наружу? Мне больше нравится говорить о проблемах Оливера, чем о моих собственных.

—  По крайней мере, я нашел своего рода портал. Я был у Раскуллио. Он одаренный художник!

— Художник? Я думала он злодей!

— Нет, —  говорит Оливер. —  Разве ты забыла? Я же рассказывал тебе, что это только его роль в сказке. В любом случае он кое— что открыл. Если он нарисует предмет на специальном экране, на котором изображена его пещера...

тогда этот предмет по мановению волшебства становится реальным.

— Таким образом, он создал Пиро, дракона.

— Именно. Но, видимо, это работает даже, если историю никто не читает.

Я трясу головой. —  Но чем это может быть нам полезно?

Раскуллио не живет же здесь. Он не может просто нарисовать тебя в этом мире.

— Верно, но я думаю, он смог бы закрасить меня в этом мире.

Я думаю некоторое мгновение об этом. —  Это не сработает. Ты просто появишься где-нибудь еще в этой истории. Как клон.

— Пшеничная лепешка?

— Нет, кл... ах, не важно, —  взволновано я встаю с кровати и бегаю по комнате взад и вперед.

— Если бы была возможность создать картину моего мира в пещере Паскуллио, тогда, вероятно, пошло бы...

— Я подумала, что для тебя это будет хоть каким-то утешением...

Я оборачиваюсь на звук голоса, моя мама стоит в дверном проеме. Она принесла мне стакан молока и тост с сыром. Мама осматривает комнату.

— С кем ты собственного говорила, Делайла?

— C моим... с одним другом.

Моя мама снова осматривается вокруг. —  Но здесь, же никого ...

— Я говорю с Оливером по телефону, —  говорю я быстро. — О свободном речевом учреждении. Правильно, Оливер, или? —  конечно он не ответил, и я почувствовала, что становлюсь красной. — Связь довольно плохая.

Моя мама поднимает бровь. —  Юноша? —  говорит она одними губами.

Я киваю.

Она поднимает пальцы и уходит, оставив поднос.

— Это было близко, —  говорю я и вздыхаю.

Он ухмыляется. —  Что на ужин?

— Могли бы мы оставаться серьезными? —  прошу я его. —  Я думаю, что ты брал уроки рисования?

Оливер улыбается. — Это же только для принцесс, —  возражает он.

— Ах так? Расскажи об этом Микеланджело. Предположим, что кто-то перекрасил бы магический холст так, чтобы на нем больше не была бы изображена пещера Раскуллио... а вместо этого моя комната. И тогда ты случайно нарисуешь себя там. Если следовать логике ты должен, собственно...

— ...появиться в твоей комнате!

Глаза Оливера светятся. —  Делайла, ты невероятна!

Когда он это говорит, у меня пробегает мороз по позвоночнику. Что бы произошло, если бы он сейчас здесь и сидел бы на моей кровати? Он бы пихнул меня? Или обнял?

Или поцеловал?

От этих мыслей мои щеки горят как огонь. Я прижимаю к ним ладони, чтобы Оливер не видел их.

— О, я поставил тебя в неловкое положение, —  говорит он. — Ну, прекрасно. Ты не невероятная. Ты совершенно нормальная. 0815 *. Вообще не стоит обсуждать.

(*набор цифр обозначает в разговорной речи, что данная вещь не является особенной)

— Закрой рот, —  говорю я, но при этом ухмыляюсь.

— Я хотела бы кое-что попробовать. Твой кинжал с тобой?

— Конечно, —  подтверждает Оливер. Он вытаскивает его из-за пояса. — Зачем?

— Начерти для меня одну картинку. На скале.

Он моргает. —  Прямо сейчас?

— Нет, в следующий четверг.

— О, хорошо, —  Оливер собирается убрать кинжал обратно.

— Это была шутка! Конечно, прямо сейчас!

Мне кажется или он стал слегка бледным? —  Ну, хорошо, —  бормочет Оливер. —  Портрет, —  медленно он направляет кончик кинжала на гранит. —  Твой, —  он делает шаг вперед и загораживает мне вид, когда начинает работать с камнем. Дважды он оглядывается через плечо, чтобы посмотреть на мое лицо.