— Почему?
— Я не знаю. Потому что я не участвую в клубе дебатов или не хожу по вечерам в пятницу с типами, которые смотрят все три части "Властелина колец" и говорят по эльфийски, а вместо этого тратило все свое время в пустую, что не соответствует моему возрасту...
— Ну да, я не сумасшедшая и я трачу попусту свое время в книге, не подходящее мне по возрасту...
Это заставляет меня улыбнуться. — Вероятно, мы вместе можем быть сумасшедшими.
— Да, возможно, — говорит Оливер, широко улыбаясь. — Я нашел другой путь выбраться отсюда.
Мои глаза становятся больше. — О чем ты говоришь? — шепчу я. — Почему ты говоришь это только сейчас?
— Потому что ты плакала, — отвечает он, удивительно правдиво. — Это важнее.
Цах, партнер по лабораторной работе, в которого я недавно хотела влюбиться, последний раз, когда мы вместе шли в класс, придержал мне дверь. Я могла бы привыкнуть к рыцарству Оливера.
Оливер лезет в камзол и вытаскивает книгу с золотыми буквами, точная копия экземпляра, который я держу перед собой.
— Я нашел ее на одной из полок Раскуллио. Автор нарисовала ее в иллюстрации в его пещере, вместе с сотней других заголовков. Если углубиться в историю, их вовсе не замечают, но они существуют. И они тоже остаются там, если книгу захлопывают.
И смотри, — он листает книгу, чтобы я могла видеть. — Она абсолютно идентична, не правда ли?
По-видимому, да. В то время как Оливер переворачивает страницы, я вижу Пиро, плюющего огненные шары, и Фрампа, бегущего через колдовской лес, сбегая от волшебниц. Я вижу также крохотную иллюстрацию Оливера за штурвалом корабля капитана Крабба, волосы развеваются на ветру.
Я задаюсь вопросом, желает ли этот крохотный выдуманный принц в этот момент, чтобы кто- то заметил его и вытащил из этой истории.
— Вполне логично, что я не могу вытащить из истории сам себя, так как книга не рисунок. Но ты уже замечала вещи раньше, которые я нарисовал в книге или написал, как шахматная доска или послание на утесе. Если я изменяю историю в моем экземпляре, она, вероятно, меняется также и в этой.
— Попытаться определенно стоило бы, — говорю я.
— Что стоило бы попытаться?
Голос моей матери проникает под одеяло, под которым я спряталась. Я выныриваю оттуда. — Ничего! — отвечаю я.
— Что ты там делаешь?
Я краснею. — Ничего, мам. Правда!
— Делайла, — говорит мама с яростным выражением лица. — Ты принимаешь наркотики?
— Что? — хватаю я воздух. — Нет!
Она отбрасывает одеяло и видит книгу. — Почему ты ее прячешь?
— Я не прячу ее.
— Ты читала ее под подушкой... несмотря на то, что никого нет в комнате.
Я пожимаю плечами. — Я хотела бы иметь личное пространство.
— Делайла, — упирает руки в бока. — Тебе пятнадцать. Ты слишком взрослая, чтобы быть одержимой страстью к сказкам.
Я слабо улыбаюсь ей. — Но… это, же лучше чем быть одержимой страстью к наркотикам?
Огорченно она качает головой. — Спускайся вниз к завтраку, если ты готова, — говорит она тихо.
— Делайла... — начинает Оливер, как только дверь за моей мамой закрывается.
— Потом мы обдумаем план, — обещаю я. Я закрываю книгу и убираю ее в рюкзак, одеваюсь и завязываю волосы поспешно в конский хвост.
Внизу на кухне моя мама жарит глазунью. — Собственно, я не голодная, — бормочу я.
— Возможно, вместо еды ты предпочла бы это, — она протягивает мне тарелку, на которой нет еды, а книга для юных взрослых.
— Я не читала ее, но библиотекарь заверила меня, что среди девушек твоего возраста она пользуется безумной популярностью. В ней рассказывается про оборотня, который влюбился в морскую нимфу. Якобы новый "Рассвет".
Я отталкиваю ее. — Спасибо, но меня она не интересует.
Моя мама садится напротив меня за стол. — Делайла, если бы я ела еду для грудничков или смотрела бы "Улица сезам", тебе не пришло бы в голову, что со мной что-то не так?
— Моя книга — это не книга на ночь для маленьких детишек, — возражаю я ей. — Она... она...
Но что бы я сейчас не сказала, все будет только хуже.
Она поджимает губы и ее взгляд мрачнеет. — Я знаю, почему ты одержима сказкой, дорогая, даже если ты не хочешь признаваться. Но я тебе скажу кое-что: Сказочные принцы не встречаются каждый день, даже если очень хочется, и счастливый конец не расцветает на деревьях. Поверь мне, чем быстрее ты повзрослеешь, тем меньше разочарования испытаешь.
Ее слова как удар в лицо. Она накладывает яичницу на тарелку и ставит передо мной, прежде чем покинуть кухню.
У детей никогда не спрашивают их мнение, но мне кажется, стать взрослым значит не надеяться на лучшее, а готовить себя к худшему. Итак, как объяснить взрослым, что все, что в мире идет неправильно, возможно, возникает потому что, они больше не верят, что невозможное возможно?
Я всегда говорю, что ненавижу биологию, но, наверное, предмет и я неправильно начали. Моя учительница, миссис Браун, действительно подходящее для нее имя, одержима автозагаром и отбеливающим раствором для зубов, а также говорит много времени о любимом месте для отпуска, Карибское море, вместо того, чтобы подготавливать нас к упражнениям по лаборатории на следующий день.
Деление клетки, можно с уверенностью сказать, что мне приходится изучать это самостоятельно, все же с другой стороны, я хорошо подготовлена, если однажды мне придется бронировать отпуск на Багамы.
Воскресение я провела в своей комнате и планировала с Оливером его побег. Иногда мы забывали о нашем проекте и уклонялись в сторону.
Я доверила Оливеру вещи, которые еще никому и никогда не рассказывала: что я переживаю за свою маму, что впадаю в панику, если меня кто-то спрашивает, кем я хочу стать, что иногда я спрашиваю себя в тайне, каково было бы стать популярной, хотя бы всего на час.
Оливер же наоборот исповедовался в своем самом большом страхе: что жизнь проходит, что для него значит, что он совершенно в ней не важен. То, что он совершенно полностью совершенно обычен и в нем нет ничего особенного.
Я сказала ему, что для меня он уже сейчас что-то особенное.
И что я лучше бы умерла, чем в понедельник пошла бы в школу и попалась на глаза Элли МакЭндрю. Но сейчас уже третий час, а ее нет.
Возможно, Оливер прав: "Желания могут сбываться".
— У всех есть лягушка? — спрашивает миссис Браун. Я смотрю на бедную мертвую амфибию перед собой. Сегодня мой партнер по лабораторной Цах отказался участвовать в лабораторной работе по причинам совести, так как он — вегетарианец. Вместо того, чтобы резать лягушку, он пишет работу о гормонах роста у молочных коров.
Дверь открывается Элли МакЭндрю заходит внутрь, с двумя синяками на глазах. Она выглядит, как енот и к тому же на переносице приклеены два перекрещенных пластыря. Она извиняется перед миссис Браун.
— Извините за опоздание, — говорит она.
— Лучше поздно, чем никогда, — отвечает учительница.
— Элли, поработай пока вместе с Делайлой.
Элли убивает меня взглядом, когда садятся на табурет рядом со мной. — Не подходи ко мне близко, — шипит она, — иначе ты пожалеешь об этом.
— Теперь возьмите лягушку в руку. Я хотела бы, чтобы вы измерили задние конечности...
Я поворачиваюсь к Элли. — Хочешь... быть первой?
Она буравит меня глазами. — Лучше бы я присоединилась к шахматному клубу.
Я присоединилась к шахматному клубу в последний год.
— Ну, хорошо, — говорю я. "Мне очень жаль, парень," — думаю я, когда кладу лягушку на ладонь и подношу линейку.
Друг Элли Риан тянет табурет к нашему лабораторному столу, хотя у него, собственно, есть свой партнер по лаборатории.
— Ну, прекрасная девушка, — говорит он, ухмыляясь ей. — Что ты думаешь, если мы сходим сегодня вечером куда-нибудь поесть и после этого посмотрим фильм, который не досмотрели тогда?