- Когда Адама и меня захватили в Бомбее португальцы, они какое-то время держали нас отдельно друг от друга. Губернатор поселил меня в своем доме и начал приставать ко мне с весьма недвусмысленными предложениями, которые я с негодованием и весьма твердо отвергла. Тогда меня вместе с Адамом бросили в местную тюрьму, ужасное место, но там по крайней мере было гораздо безопаснее.
- Твой отказ этому гордому дону, видимо, и правда был достаточно резким, если он решил так жестоко отомстить, поставив твою дочь, католичку, видную аристократку, в столь унизительное положение.
- Да, ты прав, я достаточно резко отказала ему, - ответила Скай.
- Не сомневаюсь, - согласился ее брат, подмигивая ей. - Ну ладно, вздохнул он, - теперь мне все ясно, сестрица Скай. Нам потребуется много времени и веских доводов, чтобы уговорить иезуитов вмешаться. Для начала они, конечно, откажутся от всякой ответственности.
- Майкл, меня абсолютно не интересует, как ты все это устроишь! Ты - самый молодой епископ во всей Ирландии, и я всегда думала, какого черта ты прозябаешь в этой глуши, когда твоим талантам можно было бы найти гораздо лучшее применение в Риме. У тебя, я помню, есть друг, занимающий довольно высокое положение в ордене, и он сейчас как раз в Париже.
- Бирач О'Дауд, - улыбнулся Майкл своим воспоминаниям. - Его тетка замужем за каким-то очень дальним нашим родственником, жившим тогда как раз на Иннисфане. Он летом приезжал навестить их вместе со своей сестрой Кейтлин. Мы частенько брали ее с собой на рыбалку, а потом заставляли обрабатывать наш улов. Бирач учился вместе со мной в католическом колледже в Риме. Да, теперь он иезуит и сейчас живет в Париже. Ему всегда нравилась столичная жизнь.
- Он нам поможет? - спросила Скай.
- Да. Он честный человек и умный. Он будет в ужасе от поведения отца Орика, но, могу поклясться, не откажется от того, чтобы какая-то часть вашего выкупа португальцам попала в сундуки ордена в Париже, пусть даже из доли губернатора, ну и от того, что мы заплатим сверх.
- Тогда давай не откладывать, Майкл. Каждый день, проведенный там Велвет, становится для нас подлинной мукой. Она уверена, что Алекс мертв, а Великий Могол, как мне говорили, очень щедрый человек. Если она влюбится в него, она потом будет страдать не только от разлуки с ним, но и от сознания своей вины. Ведь ее муж Алекс оказался жив, а у нее был другой мужчина.
- Может быть, ты и зря волнуешься, сестра моя, - предположил епископ. Разве у этих восточных владык не огромные гаремы? Вполне возможно, что Велвет просто затеряется в этой толпе женщин.
- Она европейка, Майкл, и для властителя Индии - экзотический цветок. Могу поспорить, что он прежде никогда не видел женщины из Европы. Опять же не обратить на нее внимания - значит оскорбить дар португальского губернатора, а он на это не пойдет. Нет, уверена, что сейчас моя дочь уже побывала в его постели. Лишь бы только она не влюбилась в него! Расставание - это так болезненно. А всю вину, которую она будет чувствовать, я ей помогу преодолеть, но прежде мы должны привезти ее сюда, Майкл!
Майкл О'Малли почувствовал искреннее страдание в голосе сестры и был вынужден согласиться с ее последним суждением, ибо если кто и знал Восток, то как раз она. Ведь в ее жизни были два периода, когда она жила в Алжире и Марокко.
- Я привезу ее, - спокойно сказал он. - Не бойся, сестра. Я доставлю домой нашу Велвет в целости и сохранности. Бедное дитя! Как же она, наверное, скучает по родине!
***
Но Велвет даже и не вспоминала об Англии последние несколько недель. Пэнси быстро оправилась после родов, и они вместе с Акбаром и всем двором покинули Фатхнур-Сикри, чтобы вернуться в Лахор.
Велвет почувствовала маленький укол совести, когда проходила последний раз по двору, превращенному в огромную шахматную доску с красно-желтыми квадратами. Он ярко сверкал под лучами утреннего солнца. Сидя в богато убранной беседке на спине огромной, тяжело шагавшей слонихи, Велвет обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на бывшую столицу Моголов. Но грусти не было, со всей жизнеутверждающей силой юности она смотрела только вперед.
Они тронулись в путь, растянувшись огромным полумесяцем. За Акбаром следовали его кавалерия и боевые слоны. Караван охраняли всадники, вооруженные луками и пиками. Впереди Акбара на слонах ехали трубачи и барабанщики. Но звучал только один огромный барабан, в который ударяли с определенными интервалами. В середине каравана следовали те его жены и наложницы, которых он взял с собой из Лахора. Все они сидели на слонах, по сторонам которых трусили верблюды, везшие их прислужниц. Женщин охраняли вооруженные евнухи. Позади них тянулась вереница мулов, нагруженных государственной казной и самым разнообразным багажом, включая шатры и мебель, за ними шли солдаты, водоносы, плотники, слуги, занимавшиеся установлением шатров на привалах, факельщики, подметальщики.
Велвет быстро поняла, что не следует опасаться неожиданного нападения на караван. Никто не решится и близко подойти к каравану Акбара. Предстоит длинное скучное путешествие, правда, в его конце ей обещали сады и фонтаны. Муссоны кончались, приближался сезон холодов. В Лахоре ее жизнь превратится в сплошной праздник, сказал он. И об этом она мечтала, покачиваясь в своей беседке. Вечерами же ее с почетом провожали из шатров, в которых оставались ночевать женщины, в огромный двухэтажный павильон, где спал Акбар, чтобы разделить бурные ночи страсти с этим могущественным человеком, ее мужем.
Ее теперь не отделяли от других женщин, хотя общались с ней только Иодх Баи и Ругайя Бегум. Они начали учить ее персидскому языку и хинди. Теперь она могла как-то общаться с окружающими. С помощью Адали она старательно грызла гранит науки без особых, впрочем, успехов. И все-таки она уже знала достаточно много, чтобы посплетничать с двумя женщинами. Правда, им часто приходилось звать Адали, чтобы он растолковал непонятное место.
- Я чувствую себя такой глупой, - как-то вечером пожаловалась она своим новым подругам. - Но некоторых звуков в том языке, на котором говорите вы, просто не существует ни в одном из европейских языков.