В наших поисках Грааля мы достигли всего. Желаний больше не осталось. Желудки были полны так, что казалось, лопнут.
– Пошли домой, – сказал я и икнул.
Солнце все еще палило. Мы медленно шли назад под белым раскаленным диском, как крестоносцы возвращались обратно из Палестины. Награбленное добро жгло диафрагму. Ноги заплетались, языки распухли.
Удивительно, но в гору спускаться оказалось намного тяжелее, чем до этого – подниматься. Мы обливались потом. Мы умирали. Нам было так плохо, как до этого было хорошо. Альпинисты говорят, самое трудное – не подняться в гору, а – спуститься с нее.
Впрочем, через некоторое время нам стало получше. Всем, кроме Жданова.
– Меня сейчас вырвет, – сообщил Жданчик. Юрка кивнул. Он был рослый и добрый.
– Зря мы ели этот черный крем, – сказал Юрка.
– Нет! – закричал вдруг Жданчик. Мы от удивления остановились. Лицо Димки перекосилось, побагровело. – Не говори это слово…
– Черный крем? – Юрка озадаченно смотрел на муки Жданчика.
– Нет! Не надо!
Он с трудом справился с тошнотой и сел на обочину, держась за живот. Вокруг него вяло покачивались пыльные заросли лопухов и травы.
И тут мы начали смеяться. Я хохотал так, что у меня выступили слезы на глазах. От смеха нам становилось лучше.
– Черный крем! – кричал Макся внезапно. Жданчик спотыкался, убегал в кусты. Оттуда раздавались странные звуки. Жданчик мучительно пытался удержать в себе обретенное в походе богатство.
Через несколько минут он возвращался, и мы продолжали путь. Жданов ненавидел нас и ругался, но шел. Мы же развлекались. То один, то другой из нас кричал "белый крем" или "черный крем", или уж совсем садистки "черный крем с медом!".
– Белый крем! – закричал Юрка. Даже он не выдержал, а ведь он всегда был самым добрым из нас.
– Желе! Много желе! – радостно поддержали девчонки.
Жданов бросился к кустам, постоял, согнувшись. Он почти рыдал.
– Гады! – закричал Жданчик из кустов. – Ненавижу вас всех!
И неровной походкой, придерживая живот ладонями, убежал в сторону Лесозавода. Мы переглянулись.
– Дураки, – сказала Юлька. – Чо его мучать-то?
– Может, за ним? – сказал Макся. Даже его пробило.
– Да, ладно, – сказал я неуверенно. – Побегает и вернется. Жданчик отходчивый.
Хотя я уже не был в этом уверен. Грааль – штука жестокая. Обладание им меняет человека. Мы убедились в этом на собственном опыте.
Молча и как-то понуро мы дошли до дома. Вечерело. Мы сидели во дворе на лавочке и уныло валяли дурака. Делать ничего не хотелось. Мы все чувствовали неясную, но отчетливую вину. "Да провались она, эта Сладкоежка", подумал я. "Зачем мы вообще туда ходили?"
– Димка! – позвал меня вдруг Макся. – Зырь, кто идет!
Я повернулся. Жданов вернулся. Он шел к лавочке – спокойный и умиротворенный. Его лицо было лицом человека, который услышал небесный "щелк" и почувствовал себя счастливым.
Кажется, от него даже шло легкое сияние.
Мы оторопели. Переглянулись и начали подниматься.
– Жданчик, ты чего? – спросил я наконец.
Жданчик шел к нам, ступая легко, как Будда по лепесткам роз.
– Жданчик?
– Я был на речке, искупался, – кротко сказал Жданов. – Баско так.
Кажется, он обрел свой Грааль.
29. Миллион дней
Воспоминания. Цветные шарики.
До слез обидно, что я не помню столько всего.
Все забыл.
И даже как мы с этим дурацким дельфином фотографировались.
Раньше я не любил фотографии. В путешествии нужно запоминать впечатления, переживать, а не фотографировать все подряд, как одержимый. Вот как я говорил.
Сейчас я понимаю, что память – чудовищно ненадежная штука. Чудовищно.
Мне все время кажется, что я теряю воспоминания.
Постоянно забываю.
И фотографии, которые я так не любил, работают теперь как мнемонические ключи. Как указатели, где и что искать в огромной заброшенной пыльной библиотеке памяти, где гуляет гулкое эхо и нет другого света, кроме тусклого и слабого, что пробивается сквозь дыры в разрушенном потолке…
Теперь я смотрю на фотографию с этим уродливым дельфином, и мне даже кажется, что я что-то помню.
Черное море, где-то рядом с Адлером. Пасмурно и море было довольно холодное. Но я все равно выходил из воды, только качественно посинев.
Мы жили на частной квартире в двух или трехэтажном доме, заросшем виноградной лозой. Сдавала комнату нам пожилая крупная женщина – помню ощущение ее присутствия. На балконе у нее лежали настоящие сокровища – старые книги. Толстенная книга со сказками братьев Гримм, от чтения которой у меня волосы стояли дыбом и по спине полз холодок (позже я узнал, что это были неадаптированные сказки, со всеми положенными изуверствами и страшными финалами).