Точная дата смерти неизвестна. Мой прадед один из нескольких солдат и сержантов в этой могиле, у которых дата смерти не установлена. Похоже, в деревне был полевой госпиталь, потому что у всех в этом списке стоит причина смерти "умер от ран".
Именно поэтому я думаю, что это был сентябрь-октябрь 1941. Первые даты смертей – у тех, у кого дата стоит – приходятся на конец сентября. И как раз к концу сентября фронт откатился к этому рубежу.
Полная неразбериха первых месяцев войны привела к тому, что некоторые смерти не были толком зафиксированы.
У меня нет ни одной фотографии прадеда.
Я даже не видел ни одной его фотографии.
34 армия на этом рубеже стояла полтора года, до начала 1943 года. Сначала была Демянская оборонительная операция, затем Демянская наступательная… Но в общем и целом до начала 1943 года фронт топтался здесь примерно на одном месте.
Еще до войны дед сказал детям: война скоро будет. Меня сразу заберут в армию. Надо ехать в деревню, там вам будет легче пережить войну.
Был 1940. И они поехали из Кунгура, где прадед заведовал конюшней, в деревню Полетаево.
Бабушка рассказывала: в деревне дети бегали и кричали "богачи едут"! Потому что две телеги с вещами и лошади везут.
Колхоз был тогда богатый, знатный. Потом его объединили с несколькими захудалыми колхозами и стал колхоз очень бедный. Но ничего, прадед оказался прав… Ели все, собирали зерна, выпавшие из колосьев, варили ботву, копали мерзлую картошку с убранных полей. Выжили.
Отец рассказывал мне, что прадед вел дневник. Каждый день мелким аккуратным почерком записывал в толстую тетрадь все, что произошло за день. У него была целая гора этих тетрадей.
Ни осталось ничего.
Ни клочка бумаги.
Дорого бы я дал, чтобы прочитать одну из этих тетрадей.
Уверен – прадед до последней минуты был достойным человеком. Дед Никита.
14. Танкист
Овчинников Георгий Никитич (2 мая 1928 – 26 февраля 2014). Мой дед Гоша.
Сержант, командир танка Т-34-85.
Годы службы 1949-1953, Австрия-Венгрия
Он вспомнил, как работал на военном заводе в Закамске после войны. Барак 117, отряд 4. Они все ходили в коротких папахах – это был шик, заводской, последний. Лихие чубы, молодые лица – с черными кругами недосыпа под глазами. ФЗО был не лучше тюрьмы, он фактически и был тюрьмой. Режим, надзиратели, пайки. Уйти было нельзя. Два с половиной года – и работа, работа, работа с утра до вечера. Вечером чтение книг и смех ребят. Песни под гармошку. Молодые – даже изматывающая, по много часов работа, не могла этого из них выбить. А в субботу – танцы. Играй, гармонь. Играй. Короткий отпуск домой, в деревню, словно глоток морозного воздуха, когда душно, накурено, а ты выскакиваешь во двор – и ловишь ртом.Когда с завода разрешили уходить – нет, не на вольные хлеба, не домой, в деревню, а – в армию, Георгий записался одним из первых. Первым. Военкомат, распределительный пункт, покупатели. Бершеть, танковое училище. Рычаг на себя, рычаг от себя. Поехали!Семьдесят кило нужно приложить, чтобы повернуть Т-34. На десять кило больше, чем он тогда весил. И коленом рычаг – н-на.
А сколько этих поворотов нужно сделать, чтобы добраться из пункта А в пункт Б? Сотни. К финалу стокилометрового дневного марша от механика-водителя остаются только глаза, да слой копоти на роже. По пять-семь кило сбрасывали, комбинезон мокрый насквозь.
Кажется, легче танк на своей спине дотащить.
Вылезти из люка сил нет, встаешь – шатает. Некоторых механиков остальной экипаж вытаскивал на руках, те уже в беспамятстве были. Танк секунду назад остановился, а ты уже не здесь. Ты умер.
Сил нет даже спать. А надо бы еще поесть, иначе силы и не восстановятся.
Да, даже в деревне Георгий так не упахивался, как будучи танкистом.
А танкистом – никогда так, как на заводе, за четырнадцатичасовую смену у станка.
И тягаешь эти огромные дуры в сорок кило, снаряды, голыми руками. Поднимаешь и грузишь, ставишь и тягаешь…
Лучше быть танкистом.
===
***ФЗО (школа Фабрично-заводского обучения)
15. Связист
Я родился благодаря советской армии.
Кунгур. После школы отец закончил техникум по разделу "связь и радиотехника". Что соответствует очень нужной воинской специальности. В военкомате отца и его одногруппников обозвали "спецнабором" и сказали, что служить они пойдут только в связь. Готовьтесь, оболтусы. И хватит там ржать в коридоре, здесь все слышно.
И вот приходит осень 1975 года. Призыв.
Бабушка:
"Провожали Славку в армию, всем двором пировали. Весело было! Гармошка, бражка. Отплясали, уехал он служить. А через месяц соседский мальчишка прибегает, кричит: там ваш Славка идет! Как так-то? У меня аж сердце екнуло. Выскакиваю на улицу. А он выруливает себе из-за угла – стриженый налысо и лыбится".