— Это все равно бы когда-то произошло.
Пытаюсь посмотреть назад, не понимая, что сейчас передал ей Дамир, отчего она не загорелась…
Но он снова целует, обнимая крепче.
Лифт вдруг дергается, остановившись на последнем этаже. Его сестра справляется с дверями, выходит первая, добавив и выставив указательный палец:
— И это не значит, что ты не провинциальная стерва!
Сдавливаю крепче руку, не отпускающую мою, попросив его не вмешиваться. Алика права, и всё это становится куда интереснее.
Почему и зачем?
Нина
Дамир открывает железную массивную дверь, пропускает нас. Алика быстро скидывает туфли и проходит куда-то внутрь, радуясь царящему сквозняку.
Надо мной загорается свет, и я пропускаю пройти хозяина, пока сама не знаю, куда себя деть такую.
Что я тут забыла? Вспоминается обещание быть вечером дома у Анны Андреевны, будто оно что-то для той значит.
— Я…
Он не дает мне договорить, быстро наклоняясь ко мне и целуя в нос. Следом отстраняется, и будто ничего сейчас не случилось, убирает обувь свою и сестры на железную обувницу.
Я прикасаюсь к кирпичной кладке рядом, не переставая краснеть. Что хотела сказать? Да черт его знает.
— Чувствуй себя как дома, — улыбается чудище, уходя вглубь квартиры.
Выдыхаю, бью три раза по грудной клетке, будто та от этого перестанет болеть, изнывая.
Что я тут забыла?
Ладно, к черту… бегло осматриваюсь, поражаясь высоте потолков. Явно больше трех метров, и как называется этот стиль? Лофт? Да. Точно.
Дамир ушел вперед по этому огромному коридору, но я не спешу за ним. Медленно привыкаю: справа, похоже, три комнаты, впереди — зал, совмещенный с кухней, и уборная, где скрылась его сестра. Сколько здесь квадратов? Ну, где-то три Светиных квартиры, наверное.
Он здесь один живет? Давно? Или с сестрой? Нет, скорее, один.
Не решаюсь заглянуть в черные стеклянные комнатные двери, просто прохожу мимо, замираю на пороге гостиной.
Дамир замечает меня, сам стоя за кухонным островком, улыбается и салютует мне стаканом с водой, следом жадно испив из него.
— Хочешь? — Потирает губы ладонью, стирая капли.
Мотаю головой, опять осматриваясь. Меня не пугают эти серые стены, не пугают огромные стеллажи с открытыми черными полками, на которых то тысяча книг, то тысяча безделушек. Здесь уютно и очень много места, и мне хочется все рассматривать. Будто хозяин этой квартиры все сделал под себя и свой характер — всеобъемлющий и желающий охватить, обнять, получить всю меня. И я точно должна этого бояться или хотя бы не привыкать.
Чудо подходит ближе, поймав в оковы мой взгляд, и, поравнявшись, вдруг спрашивает:
— Понравилось?
Киваю, пытаясь смотреть на что угодно, но не в его глаза: на уютный огромный пепельный диван, на низенький столик из дерева рядом, на огромную старинную карту, висящую на стене позади софы… да на что угодно, только бы не на него.
Безрезультатно! Он специально дотрагивается до кончика носа, прочертив одну ему понятную полоску и привлекая обратно потерянное внимание. Довольно выдыхает, приподняв уголок губ.
— Я рад. Тогда располагайся, сейчас выйдет Алика. А я, извини, в душ и спать.
И мне хочется на себя наорать: "Нина, хватит краснеть!", но вместо того делаю шаг назад и спрашиваю:
— Почему ты согласился?
— На что?
— Привезти меня сюда.
Надувает щеки и пожимает плечами, будто мальчишка.
— Захотелось.
— Но я же…
Снова улыбается, немного склонившись.
— Что, Нин?
Позади меня щелкает дверной замок. Я могу не вслушиваться, чувствуя, как приоткрылась дверь и вышла Алика, специально громко шаркая ногами по паркету.
— Ой, фу, только не при мне целуйтесь! — Сфальшивила, взвизгнув и сбежав к дивану, как только Дамир посмотрел на нее.
Тот закрывает глаза, сжимает губы и загибает пальцы, будто считая до пяти. Выдыхает, осматривается, снова щелкает меня по носу и спокойненько выдает:
— Девушки, развлекайтесь.
А следом уходит, собираясь нас здесь оставить.
Нормально вообще?
Алика же выжидает, когда за братом закроется дверь ванной, крадучись пробирается на кухню, постоянно на меня озираясь, замирает, вслушиваясь, и только что-то расслышав, говорит мне:
— Если ты сдашь ему, что мы с тобой выпили полбутылки его вина, ты завтра проснешься счастливой, но точно побритой налысо. Усекла?
Я пытаюсь не рассмеяться, искренне возмущаясь.