Ниф громко икает и молчит, переполнившись ужасом.
- В общем, настроение у меня испорчено.
- Тебе надо немедленно отвлечься. Сегодня мы найдем тебе красавца-мужчину!
- Спасибо. Что-то мне уже ничего не хочется.
На солнце мне не лежится, и я натягиваю шорты.
- Ты куда?
- Пойду обменяю баксы и куплю арбуз что ли.
- А нам по Эфесу!
- Тамам, тама-аам.
В обменнике как обычно пусто. Делать особо нечего, и я жду, повиснув на стойке. В зеркало разглядываю свои загорелые ноги. Парень застает меня за этим занятием.
- Ноги красивые! Но турецких денег нет.
- Как это нет турецких денег??!
- Дядя должен привезти из банка.
- И что мне делать?
Мы смотрим друг другу в глаза.
Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня.
Молодой человек - ничего, высокий, спортивный, глазки живые и умные. Еще бы, с деньгами работать! И на пальцах, наверно, мозоли.
- Я могу поехать с тобой в банк. Когда дядя приедет, неизвестно, а так мы сами к нему приедем. Идет?
- Идет.
Мы несемся в очередную неизвестность. Он получает в окошечке пачку денег и проводит ею по бороде, туда-сюда. У него бородка клинышком, как у короля Дроздоборода. Имя он уже себе схлопотал, это точно.
- Что ты такое делаешь?
- Такой обычай. Чтобы деньги водились.
Тоже мне, нашли себе идола.
- Чаю хочешь?
- Нет.
Мы едем обратно.
Бородка хочет меня о чем-то спросить, но не решается. Я молчу.
- У тебя есть бойфренд?
- Не знаю.
Он тормозит на всей скорости.
- Как это не знаю? Что это значит? Либо есть, либо нет.
- Я не знаю. Наверно, уже нет.
Мы снова набираем скорость.
- Вообще-то я видел тебя с одним парнем из Happy Girl.
- Он потерял голову и стал глупо себя вести. Мне это надоело.
- С нашими ребятами это часто случается. Вы же кому угодно голову закружите!
- Вообще-то мы ездим отдыхать за собственные деньги!
И оттого испорчены свободой.
Мой водитель опять долго собирается для следующего вопроса, хотя он чрезвычайно прост:
- Что ты делаешь вечером?
Почти все турки знают, как это сказать по-русски. Но мы говорим по-английски, и это хоть как-то снижает уровень пошлости. Я улыбаюсь:
- Судя по всему, мы идем с тобой на дискотеку?
- А, хочешь, я устрою вечер при свечах?
- Хочу.
- Что ты пьешь?
- Джин. С вишневым соком.
- ОК! Жди меня в 21.00.
Ровно в 21.00. он приносит свечи, зажигает их, и в этот момент у нас вылетают пробки.
- Теперь свечки действительно актуальны.
- Так задумано!
- Ладно, жалко только, что телевизор не включишь! Как же теперь без музыки?
- Я сам тебе спою.
Вместо песен мы начинаем яростно спорить о Боге. Бородка признается, что не верит в него.
- Ты тоже не веришь, как и я!
Я начинаю сердиться.
- Почему ты говоришь за меня?!
- Ну сколько раз в месяц ты ходишь в свою церковь?
Я молчу. Он прав, я вообще туда не хожу.
- У нас это не принято.
- Как это понять?
- Когда я росла, ходить в церковь считалось неправильным. Нас в школе учили, что Бога нет.
- Странная у вас была школа.
Бородка задел за больное, и я уже начинаю жалеть, что пригласила его. Что такое в этот раз, никакой любви, а сплошные укоры совести! Вот бы девки посмеялись, узнав, что мы тут при свечах ведем религиозные дебаты! Они, наверно, пляшут в баре, или вместе с Чулком кушают в ресторане что-нибудь вкусное, а может, катаются на ночной яхте…
Бородка резко меняет тему. Что там у вас видно с балкона? Отель или магазины? Мы выходим на балкон и молча смотрим, как молодой турок возле входа в отель тискает пьяную иностранку. Он извивается нижней частью тела и карабкается по ней как по дереву. Наблюдать за этим без смеха невозможно, мы прыскаем и начинаем взахлеб хохотать. Турок тем временем прислоняет немолодую женщину к проволочному забору и вжимает ее туда что есть сил. При этом ни один из них не делает попыток раздеться – рядом строгие пятизвездные охранники, а может, парень и не хочет до конца отрабатывать свои «еврики», которые они тут привыкли получать от старых немок.
Бородка вдруг накрывает меня долгим поцелуем. Понятное дело, поглядел инструкцию к применению. Целуется он вроде неплохо. Он целует меня в живот, а я запускаю руку к нему в ширинку и чуть не обжигаю руку. Он несет меня на кровать и мы уподобляемся нашим героям у отеля, с той только разницей, что мы очень быстро раздеваемся.
Под утро, обнаружив Бородку у себя в постели, я опять мучаюсь совестью и отползаю на самый край.
- Почему ты не хочешь пододвинуться ко мне поближе? Я тебя обниму, - ласково бормочет он, но у меня болит сердце. Маугли смотрит на меня со всех стен и зовет к себе. Я беспокойно ворочаюсь и засыпаю только под неясные звуки начавшейся жизни, когда Бородка убегает на работу, поцеловав меня на прощанье, и возвращаются веселые разомлевшие сестры. У Иа – понятно, любовь. А у меня что, неподъемный багаж из нескольких чемоданов?